Он уклончиво показал в сторону соседней комнаты. Без сомнения, он говорил о манекене.
— Вы не изменились, мадемуазель Лиана. Только ваши волосы. Вы мне больше нравились брюнеткой.
Стив почувствовал растущее беспокойство. Околдовывающий голос говорил не останавливаясь. Он потрогал в кармане револьвер Лианы. Заряжен ли он? Что предпринять, если Стеллио на что-то решится? Все его манеры, до той поры не знакомые Стиву, говорили об этом.
— Лобанов всегда ненавидел Файю, — продолжал Стеллио. — Но не так, как мы. В его ненависти не было любви. Только ревность. Помните, как Файя восхищалась Мата Хари? Однажды, еще до войны, она открылась Сергею, что у нее была с ней связь.
— Это ложь, — перебила Лиана. — С этой шпионкой! Файя никогда не смогла бы…
— Разве возможно было у Файи отделить ложь от правды, мадемуазель Лиана? Лучше послушайте. Едва выйдя из госпиталя в 1917 году, Лобанов рассказал об этом Вентру. Как раз тогда арестовали Мата Хари. Думаю, Вентру стало страшно. И потом, как и все вы, он не выносил Файю.
— Как мы? — воскликнул Стив. — Но не вы, Стеллио? Она ведь заставила и вас страдать! Вспомните о всех ее капризах…
— Боль, которую приносила Файя, сама была удовольствием, месье О’Нил.
Венецианец не забыл его имя. Он, должно быть, заметил удивление Стива, потому что добавил:
— Я мог бы многое вам рассказать: о днях, которые провел с ней, повторить все ее слова, описать самую ничтожную деталь, ее дыхание, ее движения ресниц. Все — до последнего мгновения!
— Говорите же, прошу вас!
Стеллио повернулся к шкафчику с духами, раздвинул осторожно банки и флаконы, остановившись на перламутровой коробочке с золотой филигранью.
— Тем летом она полюбила помаду. Но это было слишком внове для нее и ей не удавалось сохранить ее на губах. Ей все время приходилось облизывать губы. Совсем как маленькая девочка. Пепе рассказал Вентру, как Лобанов любит духи, о его искусстве в составлении наркотиков. Когда Вентру замыслил это преступление, он обратился именно к Сергею. Или, возможно, тот подсказал ему эту идею. Ведь Лобанов достаточно ненавидел Файю, чтобы сделать ее собственной жертвой. Создать свой шедевр. Он начал ей льстить. Часами напролет рассказывал о новом танце, о духах, о сценическом макияже. А потом стал нежен со мной, так обходителен, и я до конца верил в его балет с духами.
Стеллио вернулся к письменному столу, погладил вышитую ткань и сжал коробочку с помадой.
— …Я вспоминаю обо всем минута в минуту. Мы наложили на Файю грим перед вторым танцем. Вся косметика так хорошо пахла! Запахи старой России!
Стив вскочил и бросился к Стеллио, чтобы выхватить у него тюбик с помадой. Но было поздно: венецианец уже нанес краску на губы.
— Видите, — сказал он, — очень простой конец. Она умерла вот так. — И он начал слизывать помаду, размазанную по рту.
Стив схватил Лили за руку:
— Пойдем!
Спускаясь по лестнице, они услышали приглушенный стук рухнувшего тела.
— Быстрее! — выдохнул Стив, взяв Лиану под руку. — Теперь к Вентру! И запомни: я увезу тебя в Америку!
Последний этап был коротким. Едва они вошли в дом Вентру, как слуга объявил:
— Месье будет отсутствовать несколько дней.
— Но он ждал мадам к этому часу, — сказал Стив.
— Я знаю, месье. Он извинился, что не сможет ее принять. Вот конверт на ее имя. — И он протянул Лили письмо.
Она раскрыла конверт. В нем было свидетельство о браке, где говорилось, что ее зовут Жанной Ленгле, в замужестве Вентру, и что она родила в декабре 1916 года сына Раймонда, на которого в другом документе, удостоверенном надлежащим образом, ей передавались все права в том случае, если ее муж умрет.
Лили потрясла конверт в поисках письма, записки, нескольких строчек, но ничего не нашла.
— Я не понимаю… — начала она.
— Идем, — ответил Стив. — Потом разберемся.
Все странные события начали выстраиваться в правдоподобную картину. Когда накануне вечером, выезжая от Лианы, Вентру встретил голубую «Бугатти», он понял, что партия проиграна. Лобанов, конечно, предупредил его о приезде американца. Пепе, его правая рука, несомненно, рассказал ему историю с тормозами «Голубой стрелы», и этим вечером в двухстах метрах от виллы Лианы она стала для него символом поражения. Вентру мог бы еще продолжать борьбу, но были ли у него на это силы? И он предпочел исчезнуть…
Но Стив решил оставить свои выводы при себе, так как накануне велел Лиане смотреть только в будущее.