Они задули свечи с первой же попытки под смех и аплодисменты собравшихся, наполняя пространство приторным запахом парафина. Такой запах развеивается очень быстро. Стилет посмотрел на улыбающегося Деда и подумал, что седых волос стало намного больше. Дед был уже наполовину седой, только выглядел по-прежнему как сухой, подтянутый юноша. С синими, словно небо, к которому он приучил их, их - восемнадцать человек, смеющимися глазами вечного мальчишки.
Да, почти вся "Команда-18" собралась здесь. Кроме пяти человек. Трое из них уже не придут никогда. Еще не хватало Женьки Белова и Макса. Макс был сейчас Москве, в самом центре. Только ребята поговаривали, что Макс вдруг начал круто делать карьеру. Макс становится важной птицей и летает теперь в другом небе. И такие вот получались дела...
- Игнат, Ворон... - Ему протягивали шестиструнную гитару - четыре года назад, когда все заканчивалось, ребята на прощание подарили ему в складчину этот инструмент - превосходный акустический "Фендер". - Спой "Спецназ - это когда уходишь в ночь..."
- Давай, Воронов... - Улыбался Дед своей вечной загадочной и чуть грустной улыбкой, - спой свою песню... Когда мы ушли, говорят, эта песня в войсках осталаь...
- Мы не уходили.
- Да, наверное, так. Но все изменилось. А песня хорошая.
- Спасибо, товарищ генерал.
- А если б ты не играл с нами в кошки-мышки, могли б еще кое-что похвалить...
Стилет бросил быстрый взгляд на Деда, чувствуя, что сейчас может начать краснеть, словно он мальчишка, которого застукали на месте какого-то нелепого детского преступления:
- Что, и этот слух дошел?
- Ладно, не скромничай. Читали, хорошая книга. Честная.
- А мы глядим - "Краповые береты". Думаем: во, кто-то опять про героизм настрочил...
- Ага, на обложке написано: Игнат Воронов, ну мало ли совпадений. Читаем про автора - нет сведений, спецназ... Ба - да это же наш Стилет!
- Во-во, а потом звоним Галке, она и раскололась. Что ты хотел до выхода книжки все в тайне держать. Во бабахнул!
- Напрасно кстати... Пока ты по Кавказу мотался, мы стали твоими первыми почитателями. Правда, молодец! Книга классная. И... все там по правде.
- Раскололи мы тебя, Стилет?! Да? В общем, что ты когда-нибудь все это опишешь, с самого начала ясно было...
- Да ладно, парни, - рассмеялся Дед, - пожалейте бойца, не вгоняйте в краску.
- Так точно, товарищ генерал. Только у нас сегодня две даты: день рождения нашего братишки Стилета и день рождения господина Воронова, автора "Краповых беретов". У меня есть тост - чтобы эти две личности никогда не разъединялись!
- Чукча - не великий читатель, чукча - великий писатель!
- Ладно, Рябчик, подожди. И знаешь, Ворон, за что тебе ребята благодарны? Книга хорошая, но самое главное в ней - всего восемь слов. Мы не великие ценители, но вот за эти восемь слов - "Посвящаю восемнадцати, которые всегда будут в моем сердце", - спасибо, Ворон. Ото всех.
- Черт, дядьки... Вам спасибо. За сегодняшний день и... вообще за все. И извините, если что не так. Давай действительно споем нашу, походную...
... Когда все ушли и малышка дочь давно уже спала, он обнял жену за плечи и негромко проговорил ей на ухо:
- Как тебе удалось разыскать их всех?
Она отстранилась, чувствуя его обжигающее дыхание, и так же негромко ответила:
- Это все Коленька Рябов...
- Рябчик?
- Да, наверное, Рябчик, но лучше все же Коленька... Ты знаешь, он тебя очень любит. - Потом она резко повернулась в его объятиях. - Скажи, ты обещал, ты действительно проведешь эти дни с нами? Я больше не могу так...
- Я же обещал.
- Ты и тогда обещал. Девочка тебя совсем не видит, а ей уже три года.
- Это были непредвиденные обстоятельства. От меня это не зависело.
- Видишь ли, дети растут, и это тоже ни от кого не зависит. А жены стареют, особенно если их забывают те, кто обещал любить до скончания века...
Потом они вместе проговорили слово "аминь" и расхохотались.
- Все, завтра с утра отправляемся в дом отдыха! На все четыре дня, до понедельника, и будем любить друг друга до скончания века.
- Подожди... Надо посмотреть, укрыта ли малышка. Ну подожди, слышишь...
А потом он осыпал ее шею и плечи горячими поцелуями, освобождая от ставших теперь ненужными одежд, и она задрожала, чувствуя сладкую боль, зарождающуюся внизу живота и волнами разливающуюся по всему телу. Она лишь прошептала: "Как долго тебя не было...", - а потом для них перестало существовать время. Но в короткие промежутки, когда она возвращалась в реальность, ее взгляд падал на светло-серый телефонный аппарат, стоящий у изголовья их постели. Как было бы хорошо отключить средства коммуникации и отгородиться от всего мира! Именно этот светло-серый, цвета белесых сумерек, аппарат забирал обычно у нее мужа. Какой сюрприз он готовит на этот раз? От телефона исходила пока еще смутная, еле уловимая угроза. А потом для них снова переставало существовать время, но в коротких промежутках возвращающейся реальности стоящий у изголовья телефонный аппарат выглядел все более угрожающе... И ей с трудом удавалось убедить себя, что завтра все будет так, как они хотели, и что запланированная поездка все же состоится.
4
Ночь с 28-го на 29-е
и утро 29 февраля
Больше всего на свете мальчик ненавидел дни своего рождения. Потому что три года назад этот радостный, полный веселых тайн и подарков под подушкой, свободный от нудного обеда, зато увенчанный роскошным тортом с разноцветными горящими свечками, такой многообещающий праздник стал самым черным днем его жизни. Потом ему исполнилось семь, потом - восемь, а сегодня - девять лет. Девять лет...
Три года назад чудовища вторглись в его жизнь, и теперь он знал, что они находятся повсюду. А в этом страшном и бесконечно повторяющемся сне они приближались. Быть может, на самом деле это было одно Чудовище, только оно стало громадным, как Мир. Весь этот громадный окружающий Мир, в котором его некому было защитить. Потому что три года назад он был совсем маленьким мальчиком, имеющим лучшую семью на свете. Самого лучшего папу и самую любящую маму, самый веселый дом с самым лучшим на свете запахом. Запах всегда играл большую роль при ориентации в Мире, даже когда мальчик был совсем малышом. Быть может, склонные к формализации взрослые назвали бы это собачьим чутьем, но обоняние никогда мальчика не подводило. Он помнил запах их дома, запах надежной чистоты и теплого уюта, запах радости, закончившейся три года назад. Он помнил запахи других домов, когда бывал в гостях, иногда они были похожи на запах его дома, он определял это сразу, лишь переступив порог, и никогда не ошибался, потому что в таких домах всегда жили друзья. Иногда запахи были чужими, по-другому пахла готовящаяся еда, по-другому пахли комнаты и жившие в них вещи, и здесь мальчик не ошибался с хозяевами. Он не знал, понимают ли в запахах что-нибудь его родители, но, судя по тому, что они почти никогда не задерживались в "чужих" домах, мальчик считал, вполне возможно - понимают. Пока он не убедился, что это не так. Потому что очень, очень чужой запах вторгся в их жизнь, сладковато-удушливый запах, почему-то ассоциирующийся у мальчика с красным, точнее, багряным цветом заката, полыхающего летними вечерами в окнах их дома. А они не распознали его. Они не распознали этот запах а потом появилось Чудовище. И оно отняло папу. И оно начало приближаться, все более отнимая мамину любовь, мамино тепло и оставляя мальчика одного. Одного в этом громадном холодном Мире, где жило Чудовище.