Четверг, 29 февраля
17 час. 01 мин. (00 минут после взрыва)
Нет, это был не взрыв. Просто таким ярким может быть Солнце, когда выходишь из Лабиринта... Чип посмотрел на часы.
- Одна минута шестого, - тихо произнес он. Жанна открыла глаза, и Чип чуть не утонул в них.
- Что? - прошептала она. - Что ты сказал?
- Одна минута шестого, милая. - Чип все еще не покинул ее. - Все уже позади. Взрыва не будет!
- Как?!
- Мы несколько задержались в туалете.
- Одна минута шестого? Значит... они... Уже все?!
- Да. Они, и мы тоже.
- Мы?
- Ну, если совсем чуть-чуть. По-моему, самолет идет на посадку.
- Точно? Этого всего... нет? Не будет?
- По крайней мере не сейчас.
- Да... - Она подалась к Чипу. - Обними меня крепче. Все? Все закончено? Скажи мне, что все закончено.
- Хорошо - все закончено. Вот. Я забыл тебе сказать еще одну вещь - ты просто великолепна.
Чип прижал ее к себе, чувствуя ни с чем не сравнимое тепло, удивляясь этому забытому ощущению, обретая его заново. - Хочешь, я буду говорить тебе это по четырнадцать раз в день?
- У тебя шальные глаза.
- А у тебя замечательная задница. А глаза - развратные. И пухлые детские губы.
- Как?
- Просто так. Хочешь? По четырнадцать раз?
- Где-то я слышала, - она поцеловала его, - что все происходящее в экстремальных ситуациях потом оказывается недействительным.
- Да? А что у нас такого произошло в экстремальной ситуации?
- Ну... - Она снова поцеловала его, потом коснулась языком шеи, груди в том месте, где была расстегнута рубашка, и подняла глаза.
- Ну вот, - сказал Чип, - раскосые и развратные.
- Ну и ладно.
- И очень теплые. Девушка, вы всегда трахаетесь в авиатуалетах с незнакомыми мужчинами?
- Нет, только в тех случаях, когда самолеты должны взорваться.
- Вместо этого.
- Что?!
- Да так, ерунда... Что там у нас такого стряслось в экстремальной ситуации?
- Некоторые обещания, числом до четырнадцати.
- А, это... Есть выход - каждый день по небольшой экстремальной ситуации. Если ты, конечно, не против гетеросексуальных отношений. А? Как?
Четверг, 29 февраля
Вечер
Когда самолет коснулся земли, солнце давно уже скрылось и последний день зимы закончился. Самолет отрулили на запасную полосу, к нему тут же двинулся автомобиль "Скорой помощи", мощная аэродромная пожарная машина, саперы. Чуть поодаль стоял "уазик" для конвоирования заключенных и несколько человек в форме внутренних войск, вооруженных автоматами.
Подали трап. Дверь утонула в покатом боку серебристого лайнера. По согласованию с землей первым должен был покинуть самолет капитан Воронов с заключенным. Когда Игнат и Зелимхан появились на трапе, к самолету быстро подъехал еще один автомобиль. Это была черная "Волга". Внизу к трапу подошла группа автоматчиков. Было молчание. Игнат слышал, как под их ногами скрипел трап.
- Постой, неизвестно, что у них на уме, - бросил Игнат Зелимхану, затем он сделал еще несколько шагов по лестнице.
- Я капитан Воронов, - обратился Игнат к старшему группы. - Я лично конвоирую заключенного...
Дверцы черной "Волги" открылись, и в появившейся фигуре Игнат узнал Деда.
- Павел Александрович, - проговорил Игнат. Дед быстро подошел к трапу, махнул рукой автоматчикам.
- С возвращением, сынок... - Он вдруг раскрыл объятия, и Игнат подумал, что это как-то странно и не похоже на всегда сдержанного Деда. - Не беспокойся, все нелепые приказы на сегодня отменены. С возвращением, Ворон. - Потом Дед посмотрел на Зелимхана. - Полковник Бажаев, Государственной Думой объявлена амнистия. Остались формальности, думаю, день-два.. Я лично обещаю вам свести этот срок к минимуму. И... спасибо. Потом он перевел взгляд на Игната: - Пойдем, сынок, отвезу тебя домой. Много чего придется рассказать... Но уже все позади.
- "Заячьи уши"? - Игнат вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на Деда. - Это кто-то из наших? Да?
- Пойдем, сынок, в машину. Тебя ждут дома. Все уже позади.
- Павел Александрович, а не знаете вы. Лавренев?
- Лютый? - Дед усмехнулся. - Так его называют?
- Так точно, товарищ генерал.
- Ну и дружки у тебя... Друг детства?
- Так точно. Майор Бондаренко...
- Не волнуйся, говорю же тебе, все плохое уже позади. Совсем позади. Ему оказали помощь, и сейчас, насколько я знаю, он уже готов продолжать свой благородный труд.
- Он очень мне помог. Может, его труд не... он не совсем законопослушен, но эти триста человек сейчас в самолете...
- Я все знаю, сынок. Предлагаешь наградить братву орденами за личное мужество? - Дед мягко улыбнулся. - Поедем, сынок. Тебя ждут дома. Все закончилось.
Ворон сделал шаг за увлекающим его Дедом, потом вдруг остановился. Обернулся - автоматчики окружили Зелимхана, сейчас ему наденут наручники. День-два..
Они смотрели друг на друга, ветер был холодным, сырым, совсем не таким, как в небе, когда рядом с ними двигалось огромное пылающее Солнце.
- Ну, прощай, - проговорил Игнат.
- Да... Прощай.
Внезапно включили яркий прожектор, он ударил Ворону по глазам, ослепляя. Игнат заслонился рукой от искусственного электричества:
- Зелимхан, можешь пообещать одну вещь?
Майор, командующий группой автоматчиков, терпеливо ждал. Потом он посмотрел на Деда и вдруг, отступив на шаг, повесил наручники на пояс.
- Смотря что. - Зелимхан чуть насторожился.
- Не входи больше в самолеты в воздухе, не надо - Игнат поднял руку, указывая на небо, и улыбнулся. - Договорились?
Зелимхан посмотрел по сторонам сквозь морозный и ставший искрящимся воздух, поднял голову, вздохнул и с улыбкой проговорил'
- Ладно, пора.
- Будь - Свет больше не слепил, и они хорошо видели друг друга Постой.. - Игнат покопался в карманах, - держи. - Он протянул ему пачку сигарет "Кэмел". - Выходит, что наши любимые. Как ты сказал? "Верблюд"?..
- Получается так. Спасибо.
Раздались голоса - по трапу начали спускаться первые пассажиры большого лайнера, аэробуса "Ил-86".
- Ну все, пора. Прощай.
Они еще несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом, перед тем как разойтись, вдруг одновременно шагнули вперед и крепко обнялись
- Давай, братуха, Аллах даст, свидимся. Береги себя.
- И ты тоже. А потом их развела ночь.
Через несколько часов началась весна. Весна второго года чеченской войны.