– Извини, бога ради, но…
– Ну-ка, – велел Аркадий, – покажи механика. Вон тот, ага! Сиди тут!
Через четверть часа сын снова вошел в зал ожидания.
– Все, поехали.
– Как? Уже починили?
– Да, шевели каблуками.
Мы вышли во двор.
– Садись, – велел Аркадий, – «Пежо» в полном порядке.
– Но они говорили…
– Мать, лампочку поменять плевое дело.
– А цапфа! – возмутилась я.
Внезапно Кеша развел руки в стороны, присел и сказал:
– Ку-у-у.
– Что с тобой? – испугалась я.
– Ничего. Фильм «Кин-дза-дза» помнишь? Они там постоянно «ку-у-у» кричали и тоже то ли цапфу, то ли цапф искали, – расхохотался сын.
Я потрясла головой.
– Ты хочешь сказать… Постой, а отвалившийся пол? Извини, я сама видела, под мотором нет ничего!
Кеша крякнул, влез в свою машину, потом вылез, открыл капот и велел:
– Гляди.
– Ой! И у тебя дна нет, – испугалась я, – как же ты ездишь! Немедленно на сервис!
– Мать, – вымолвил Аркадий, сдавленным голосом, – под мотором ничего и быть не должно!
– Как?
– Так!
– Но в салоне-то пол есть!
– Верно. А под мотором нет.
– Почему?
Аркашка облокотился на «Пежо», его буквально складывало пополам от смеха.
– Муся, – простонал он, – купи в магазине учебник по автоделу. Узнаешь массу интересных деталей. Цапфы в «Пежо» нет, тормозных колодок у руля тоже, о колесах из вспененной резины и говорить не хочу. От водительского кресла не может шибануть током в пятьсот вольт…
– А полировка от ворон? – растерянно поинтересовалась я.
Кеша вытащил носовой платок, промокнул глаза и простонал:
– Наивная ты моя! Незачем тебе учебник читать, это я погорячился, не езди никуда, кроме как в сервис к Диме! Цапфа, умереть не встать. Ну нельзя же быть такой идиоткой!
Вымолвив последнюю фразу, наш адвокат сел за руль и полетел, не разбирая дороги, вперед. Я включила мотор. Идиотка! Обидно, ей-богу! Идиотия – болезнь, диагноз. А у меня это просто отсутствие необходимых знаний. Ну-ка, мои милые, положа руку на сердце, скажите, кто из вас знает всю правду про цапфу? Вот-вот! Более того, я абсолютно уверена, что многие мужчины с удовольствием бы заказали полировку от ворон. Не может человек знать абсолютно все, тот же Аркадий ни за что не ответит на вопрос, что такое целлюлит и с чем его едят!
Продолжая возмущаться, я поехала в сторону проспекта. Ладно, пусть я – идиотка, но мне сейчас предстоит справиться со сложной задачей: доказать, что наша семья не имеет никакого отношения к убийству бедной Милы, Звонареву отравил муж. И Машка, и Зайка великолепно видели падение Людмилы на пол после того, как рука мужа проехалась по лицу жены. Если бы это утверждала одна Ольга, я могла бы усомниться, предположила бы, что Заюшка ошиблась, но ведь Машка подтвердила слова невестки. Дело за малым, найти доказательство виновности Константина и продемонстрировать их сначала Артуру Пищикову, а потом и следователю. А начну я с ерунды. В своем письме Костя утверждает, что, подумав над ситуацией, решил более не злиться на жену и поехал в Ложкино, чтобы успокоить нервы. Но, когда он увидел Милу в холле, гнев снова охватил мужика. Да и понятно почему. Катя Симонян-то соврала ему, будто Людмила сидит у нее. Наверное, эту версию Костя озвучил и следователю, Звонаревым руководил хитрый расчет. То, что супруга у нас, он не знал, более того, был уверен, что женушка сплетничает с подругой. Следовательно, Звонарев никак не мог подготовить убийство, встреча с Милой произошла случайно, Костя лишь решил надавать врунье оплеух, отравили Милу раньше, за ужином в Ложкине.
Вроде логичный рассказ, обеляющий Звонарева. Но милый Костик слегка просчитался, я сейчас порулю к Катьке и задам ей один простой вопрос:
– Ну-ка, скажи, когда последний раз ты болтала с Костей?
Симонян вытаращит свои огромные карие глаза и воскликнет:
– Не помню. Наверное, в марте, когда с днем рождения поздравляла!
И это будет первым доказательством того, что Звонарев врал, а маленькая ложь, как известно, рождает ложь большую.
Глава 8
Увидав меня, Катька раздраженно воскликнула:
– Ты?
– Я.
– Без звонка!
– На минуточку заглянула.
Симонян нахмурилась.
– Я не ждала гостей, не убрано у нас.
Я заулыбалась.
– Ерунда, видела бы ты нашу кухню.
Ну не говорить же Катюхе правду: у тебя всегда жуткий бардак! Сколько помню, у Симонян постоянно пыльно, а на креслах и диванах лежат горы вещей, причем порой самых неожиданных. В большой комнате, около телевизора может обнаружиться зимняя резина для «Жигулей» или невесть как попавший сюда баллон с пропаном. Один раз я стала свидетелем замечательной сцены. Муж Катьки, Арам, зашел в гостиную, где мы с его женой рассматривали журналы по домоводству, и заорал:
– Никаких сил нет! Никакого порядка! Никакой аккуратности! Правильно моя мама говорит: жениться следовало на армянке. Вы, русские бабы, грязнули!
Приступ национализма накатывает на Арама, как правило, в воскресенье, после визита к любимой мамочке. Свекровь-армянка терпеть не может невестку и всякий раз поет сыну одну и ту же песню: Катя хорошая женщина, но она не наша, ой, не наша! Сациви делать не умеет, баклажаны не фарширует, гостей в доме не привечает, мужу подобострастно не прислуживает. Ох, Арамчик, зря ты не послушал маму, следовало идти в загс с Лианой, она своей свекрови пятерых родила, а твоя лишь на одного согласилась, да еще назвала ребенка Эдиком. Разве ж это имя для мальчика? Жу-жу-жу, гыр-гыр-гыр, гав-гав-гав…
Получив дозу материнских нотаций, Арам приносится домой и кидается на Катьку. Та, великолепно зная, в каком настроении муж заявится от маменьки, бойко отбивает удары, и вечер воскресенья заканчивается воплем:
– Развод и девичья фамилия.
Утром в понедельник супруги мирно завтракают вместе и всю неделю живут душа в душу до следующего выходного.
Но день, когда я посетила Катьку, был средой, и Симонян искренне удивилась.
– Арамчик! С какой стати ты сегодня ездил к Розе Варкесовне?
Супруг затопал ногами.
– Не трогай мою маму! Лучше сыном займись! Глянь на стол.
Я невольно посмотрела туда, куда указывал разозленный муж, и ухмыльнулась – на скатерти громоздилась пара отвратительно здоровых ботинок.
– Они чистые, – бросилась защищать мальчика Катя, – я только сегодня купила. Эдик их еще не надевал.
– Туфлям место в прихожей, – завопил Арам, – немедленно убери, пока я их из окна не швырнул.
Катька фыркнула, но встала, взяла штиблеты и понесла их в коридор.
– Безобразие, – воскликнул Арам и убежал, правда, ненадолго.
Спустя несколько мгновений он вернулся, таща в руках ржавую, грязную трубу, то ли глушитель, то ли еще какой кусок от «Жигулей». Сопя от напряжения, Арам водрузил железку на обеденный стол и ушел. Я расхохоталась, на мой взгляд чистые, ненадеванные ботинки куда лучше покрытого копотью металлолома. Хотя и обуви, и запчастям явно не место среди чашек и тарелок.
Поэтому сейчас Катьке незачем петь про беспорядок, она в нем постоянно живет.
– И чего ты хотела? – недружелюбно спросила Симонян.
– Голова очень заболела, – соврала я, – ехала как раз мимо твоего дома. Дай, думаю, загляну, таблеточку попрошу, небось найдется что-нибудь типа аспирина…
На лице Катьки отразилась мука, видно было, как в душе Симонян сейчас идет битва. С одной стороны, ей дико не хотелось впускать меня, с другой – неприлично отказать хорошей знакомой в такой малости, как аспирин.
Воспитание победило, Симонян навесила на лицо улыбку.
– Вползай.
– Спасибо, – защебетала я, – ей-богу, я ненадолго!
Аспирина у безалаберной Катьки не обнаружилось, Симонян подвигала ящичками и заявила: