— И что, «дипломат» с инструментами пропал? — волнуется Лена.
— Что ты, с ним всё в порядке! Просто пришлось оставить до завтра в качестве вещественного доказательства, — нагло изворачиваюсь я. — А этих двоих голубчиков упаковали в КПЗ, дело на них завели, один из них, оказывается, уже попадался на грабежах. Думали ножом меня запугать. Ха, не на того напали!
Вижу, как в глазах Лены разгорается огонёк гордости за отважного мужа, а я стараюсь побыстрее уйти от скользкой темы:
— Лучше расскажи, как в больницу сходила?
Узнаю, что послезавтра супруга всё же ложится в дородовое, и Наташка на время родов перебирается к бабушке с дедушкой. На мои возражения, что у дочки вообще-то есть отец, следует ответ, что отцу и так есть чем заняться, помимо зарабатывания денег с утра до вечера мне придётся наведываться в больницу к любимой жене, выполняя её разнообразные прихоти. С трудом, но соглашаюсь, на Наташку у меня действительно будет оставаться минимум времени. Даже не представляю, как смогу успеть и платье ей в школу погладить, и уроки помогать делать, да и на кухне мне некогда будет заниматься нормальной готовкой, все эти дни, чувствую, придётся обходиться макаронами с сосисками и яичницей.
Спать ложимся поздно, много что было обсудить. Лена лежит на боку, отвернувшись к стене, моя рука лежит на её животе, и мне кажется, что я чувствую слабое биение маленького сердечка. Представил, что её могли бы у меня украсть вместе с ещё нерождённым дитём, и не только украсть, но и что-то сделать, отчего в груди нарастает глухая ярость. Порвал бы, растоптал в пыль, а потом… Не знаю, как смог бы жить дальше, потеряв самого близкого на этом свете человека. Засыпаю с мыслью, что утром нужно не забыть выбросить ботинки, придётся пару дней, пока по своим каналам не достану такие еж или похожие, походить в демисезонных.
* * *
Дело о гибели от пулевого ранения неизвестного гражданина в Измайловском парке пролежало в районном ОВД чуть больше суток. К вечеру следующего дня в кабинет к капитану Марынову, на которого повесили потенциальный «висяк», заявился человек в штатском и попросил передать ему все документы по делу покойного. Марынов, проводив взглядом гостя с портфелем в руке, куда и улеглась папочка «Дело», мысленно выдохнул. Похоже, при жизни найденный вчерашним утром бородатый мужик, несмотря на свой не совсем презентабельный вид, представлял собой довольно важную фигуру. Иначе с чего бы смежники им заинтересовались?
Час спустя папка лежала на столе перед начальником 2-го главного управления КГБ СССР генерал-лейтенантом Григорием Фёдоровичем Григоренко. Тот долго ходил вокруг стола, мрачно поглядывая на изделие из тёмно-коричневого картона, наконец с тяжким вздохом дёрнул завязки, раскрыл папку и принялся изучать материалы дела по найденному неопознанному трупу. Их было немного, куда более толстая папка хранилась в его сейфе, и её содержимое он помнил практически наизусть.
Глядя на фотографию окоченевшего трупа, Григоренко нервно сжимал и разжимал кулаки с белеющими костяшками пальцев, тихо про себя матерясь. Хотелось бы громче, но даже он, начальник такого важного Управления в системе госбезопасности, не был уверен, что в его кабинете не стоят подслушивающие устройства. Ни к чему, чтобы Андропов знал о его слабостях, для начальства Григорий Фёдорович по-прежнему сотрудник с железной выдержкой, которого даже такие обстоятельства не способный выбить из колеи.
А обстоятельства складывались из рук вон плохо. Вражеский агент — а в том, что погибший является сотрудником западных спецслужб, Григоренко ни секунды не сомневался — мёртв, а значит, оборвана единственная ниточка, благодаря которой они могли выйти на его кураторов. И не исключено, что именно боссы этого то ли Крылова, то ли Кистенёва и убрали его как «засвеченного» агента, чтобы не сболтнул лишнего.
Романов, скотина, не уберёг шпиона, дал тому возможность совершить побег. Должен был сам ехать в автозаке, вплоть до места назначения, понадеялся на стандартный конвой.
Всё, что у них осталось — этот тот загадочный прибор, с которым самозабвенно возится Алфёров. Правда, до сих пор не может окончательно в нём разобраться, каждый раз заявляя, что американцы совершили серьёзный прорыв в области электроники, и СССР во что бы то ни стало обязан это отставание если не ликвидировать, то хотя бы сократить до минимума. Или мы проиграем войну технологий, останемся на обочине мирового прогресса. А посему просит посодействовать, продавить в Совете министров СССР идею об открытии секретного института, занимающегося разработкой чисто электронно-вычислительных машин, или компьютеров, как принято говорить на Западе.