Прозвучала ее фамилия, она обреченно набрала побольше воздуху и подошла к невысокой сцене. В эту минуту скрипнула дверь.
– Павел Матвеевич! – воскликнул тот самый длиннолицый педагог, который слушал Алю на первом туре. – А мы думали…
Члены комиссии тут же забыли про нее, обрадованные появлением мастера.
Аля тоже не сводила с него глаз, но от волнения у нее в глазах стоял туман и она никак не могла рассмотреть его получше. Она заметила только, что Павел Матвеевич Карталов выглядит немолодо и что походка у него неторопливая, потому что он слегка прихрамывает. Он сел среди других педагогов и сказал:
– Пожалуйста, начинайте.
Аля даже не сразу поняла, что эти слова относятся к ней. Потом она выдохнула набранный воздух и, забыв сказать, откуда отрывок, на выдохе произнесла:
– «Веселиться – так веселиться! Только как же могло случиться, что одна я из них жива?»
Она читала, представляя звуки шагов, которых нету, и существ странного нрава, и маскарадную болтовню… В зале было тихо, но ничего нельзя было понять по этой тишине: точно так же тихо было, когда читал предыдущий парень.
Отрывок был длинный и довольно сложный, но Але нетрудно было его читать. Она видела новогодний бал в Фонтанном Доме так ясно, что легко перевоплощалась в каждого из его участников, хотя ни один из них не произносил ни слова.
Она даже не сразу услышала слова Карталова:
– Достаточно, спасибо. Хватит, хватит! – повторил он погромче, и Аля замолчала на полуслове.
Как и в прошлый раз! Что же это значит, почему ее всегда останавливают, не дослушав?!
По лицу мастера ничего невозможно было понять: оно казалось совершенно невозмутимым, глаза поблескивали под густыми бровями непонятным блеском.
– Поднимитесь на сцену, – сказал он. – Вы полностью читали «Поэму без героя» или только отрывок готовили?
– Полностью, – кивнула Аля.
– Тогда покажите мне, как входит Козлоногая, – сказал Карталов. – Только ничего не говорите, ни слова. Просто покажите, чтобы я понял, о ком речь.
Аля стояла посреди сцены и лихорадочно вспоминала, что там сказано о Козлоногой. Как она входит – кто ж ее знает! Разве вспомнишь за несколько минут…
И вдруг, в то самое мгновение, когда она решила, что забыла этот эпизод начисто, и собиралась показать что в голову взбредет, – она вспомнила! «Как копытца, топочут сапожки, как бубенчик, звенят сережки, в бледных локонах злые рожки, окаянной пляской полна…»
Конечно, это можно показать – каждое слово, и даже звон сережек! И туфельки она надела со стучащими каблучками…
– Спасибо, – кивнул Карталов, когда Аля остановилась на самом краю сцены, едва с нее не свалившись в «окаянной пляске». – Вы занимались в театральной студии?
– Нет, – покачала головой Аля. – Только бальными танцами.
– Больше вопросов нет, – произнес он все тем же спокойным и, как показалось Але, безразличным тоном. – Подождите в коридоре.
– А басню? – спросила она упавшим голосом. – А прозу?
– Не надо, не надо. – Карталов впервые улыбнулся, и глаза его молодо сверкнули в глубоких впадинах под бровями. – На пианино играете?
– Нет…
Как она проклинала себя за то, что в первом классе наотрез отказалась заниматься музыкой! Сейчас ей показалось, что именно это неумение решит ее судьбу…
С этой мыслью она и вышла из аудитории. Уже закрывая за собою дверь, Аля услышала, как звучит в тишине красивый, глубокий бас Левы Наймана, которого она запомнила еще на первом туре:
– «Я пил из этого фонтана в ущелье Рима»…
«Прошла, прошла!» – звенело в голове, когда Аля выбежала на залитую июньским солнцем улицу.
Она не могла ни единой лишней минуты оставаться в четырех стенах, ей хотелось на воздух и простор – хотя среди дня на Большой Никитской улице было не так уж просторно, а воздух был синим от выхлопов множества машин.
Но это было неважно! Вся Москва, каждая ее улочка, ликовала и радовалась вместе с нею!
Аля не знала, кому хочет рассказать о своей удаче, о переполняющем душу счастье. Она уже позвонила маме из институтского автомата, но это было совсем не то: все-таки мама втайне надеялась, что Аля не поступит. Позвонила и Нельке в парикмахерскую, но та как раз ушла обедать.
И стояла теперь на перекрестке у Никитских ворот, не зная, что делать со своим счастьем.
– Ну, за тобой не угнаться! – услышала она вдруг и обрадованно обернулась на знакомый спокойный голос.
– Ой, Илья! – воскликнула Аля. – Откуда ты взялся?
– Да я от самого ГИТИСа за тобой иду. – Илья смотрел на нее и улыбался. – Вижу, вижу, прошла. Поздравляю!
– Да ведь еще не с чем, – попыталась возразить Аля.
Но она не могла сдержать улыбку, плясавшую на ее губах, как солнечный зайчик.
– Куда пойдем? – спросил Илья. – Надо же отметить событие.
Аля удивилась про себя: выходит, он специально пришел, чтобы отметить с нею это событие? Но вслух она удивляться не стала, а только плечами пожала.
– Не знаю… Может быть, туда же, в «стекляшку» возле Литинститута?
– Ну нет, – улыбнулся Илья. – Не знаю, чем тебе так уж понравилось это заведение. Я, правду сказать, из озорства тебя туда повел. Так-то я давно уже не посещаю такие места… Еще скажи – в столовую! Если хочешь, – предложил он, – можем тут посидеть, неподалеку.
– Хорошо, – кивнула Аля.
Они пошли по Малой Никитской, свернули в какой-то переулок и почти сразу оказались перед дверью ресторана под названием «Экипаж».
– Здесь пристойно, – сказал Илья. – Во всяком случае, днем. Люди приходят просто пообедать, пообщаться, а не создавать себе имидж.
– Объедки не собирают с тарелок? – Аля улыбнулась, вспомнив Сержика.
Илья сразу понял, что вызвало ее улыбку.
– Не приходилось видеть, – улыбнулся он в ответ. – А насчет Сержа ты, между прочим, напрасно иронизируешь. Он действует совершенно правильно, и он своего добьется. А знаешь почему?
– Почему? – заинтересовалась Аля.
– За столом расскажу, – ответил Илья. – Не волнуйся, никаких неаппетитных подробностей.
Небольшой зал ресторана «Экипаж» напоминал кубрик на корабле, но стилизация не была слишком подчеркнутой. Вероятно, хозяева считали, что у посетителей должно создаваться ощущение не столько экзотики, сколько изысканности. Людей тоже было немного: две небольшие компании за столиками. При первом же взгляде в меню Аля поняла, почему: цены были не для слабонервных.
Но, похоже, Илья к таковым и не относился. Едва взглянув в меню, он ожидающе посмотрел на Алю.
«Интересно, чего он ожидает? – подумала она. – Что я раскручу его на всю катушку или что робко предложу выбрать самому?»
От волнения ей совершенно не хотелось ни есть, ни пить. И даже то, что она так неожиданно впервые в жизни оказалась в дорогущем ресторане, совершенно не удивило ее. Аля вообще так странно воспринимала сегодня все, что с нею происходило… Тоже, наверное, от волнения – как само собой разумеющееся.
– Ну, что ты меня изучаешь? – усмехнулся Илья. – Ты меню изучай, а не мою реакцию.
Он читал по ее лицу, как по открытой книге! Аля даже смутилась, услышав его насмешливые слова.
Она заказала салат из авокадо и горячую осетрину, а Илья – обычное жареное мясо.
– И два фруктовых салата на десерт, – подытожил он. – И хорошего шампанского для дебютантки. У тебя ведь сегодня был удачный дебют, я слышал.
– От кого слышал? – удивилась Аля.
– Слухами земля полнится, а уж ГИТИС тем более. Вот и выпьем за твой успех. Хотя я по-прежнему уверен, что лучше бы тебе добиваться успеха в другом…
– В чем? – быстро спросила Аля.
– Да, про Сержика! – не отвечая на ее вопрос, вспомнил Илья.
И Аля тут же поняла, что ей действительно уже интереснее послушать про Сержика, чем про себя. Просто удивительно! Или это Илья умел говорить о совершенно посторонних вещах так, что они переставали восприниматься как посторонние при звуках его голоса?
– Так почему же он своего добьется? – спросила она.