Джейн Спринг и Майк Миллбанк ехали по городу в полном молчании.
— Вот сюда мы и пойдем! — наконец объявил он и указал на ресторан на том конце улицы. — Приехали.
Джейн наклонилась к запорошенному снегом стеклу. Первая буква «К». Что ж, слава богу! А вторая — «О». Они вышли из машины и направились к заведению. По мере приближения проступали все новые и новые буквы. И наконец Джейн смогла прочитать слово целиком.
— «Копокабана»! — радостно воскликнула она.
Майк был крайне доволен собой и своим выбором.
— Я знал, что тебе понравится.
— О, я всегда мечтала сюда попасть! — щебетала Джейн: Дорис в каждом фильме обязательно сюда ходила.
Метрдотель провел гостей к столику. «Если закрыть глаза, — думала Джейн, — то можно вообразить, что дело происходит лет сорок назад». На всех официантах были смокинги и галстуки-бабочки. Играл духовой оркестр. Четырнадцать инструментов. Пятнадцать, если считать латиноамериканские маракасы. Танцевальная площадка, вокруг нее двадцать столиков. Напитки подаются с зонтиками.
— Ах, как мне здесь нравится! — воскликнула Джейн.
— Тебе не могло не понравиться, — ответил Майк, отодвигая ей стул.
Они заказали по мартини. Джейн улыбалась Майку, а Майк улыбался Джейн.
— Хочешь, сначала потанцуем?
— О, с удовольствием.
Они направились к танцполу. «Слава богу, я сходила на тот урок танцев!» Майк оказался так близко, что Джейн чувствовала, как у него колотится сердце. Она едва слышала музыку, в ее голове гремела песенка: «С днем рожденья тебя!» Джейн и Майк протанцевали два медленных танца в полном молчании и вернулись за свой столик.
Мартини уже дожидалось их. Оба отпили по глотку из бокалов, и Майк Миллбанк тихо наклонился к своей белокурой спутнице. Между ними трепетало пламя свечи.
— Джейн, я бы хотел еще раз тебя поблагодарить. И еще раз перед тобой извиниться. Я в тебе сомневался, но ты все сделала просто здорово.
— Спасибо, Майк.
— Но, признаться, мне не дает покоя один вопрос. Относительно твоей… м-м-м-м-м, стратегии.
— Да?
Майк Миллбанк по-полицейски сложил руки на груди — так он всегда делал, когда допрашивал подозреваемых.
— Что у тебя за маскировка?
— Что, прости? Ты о чем?
— Я про туфли. Про перчатки. Про голос. Про волосы. Зачем тебе все это понадобилось?
Джейн сделала еще один глоток — и впервые за прошедшие две недели заговорила обычным голосом. Своим собственным, низким, уверенным, обычным голосом. Никаких пузырьков, никакого меда, никакой Дорис.
— Господи, как у меня болят ступни, — сказала она и потерла ногу. — Ты и представить себе не можешь, что это такое — носить туфли на высоких каблуках по пятнадцать часов в день.
Инспектор Майк Миллбанк довольно улыбнулся:
— Значит, ты все-таки не сошла с ума?
— Нет. А ты что, думал, я спятила?
— Нет. Хотя многие и подозревали.
— Я догадывалась.
— Расскажи мне, зачем ты это сделала?
Джейн покраснела.
— Ну, ты же сам знаешь. Чтобы выиграть дело. Все же об этом говорят.
— Все, но не я. Я думаю, что дело тут не в судебном процессе.
— Почему нет? — прищурилась Джейн. Ей было интересно знать, догадается ли хитроумный инспектор, где кроется истина. Ей было одновременно интересно и страшно.
— Потому что ты слишком умна для того, чтобы прибегать к таким жалким уловкам. Ты бы и так выиграла это дело.
— Ну, ручаться было нельзя.
— Джейн, будь со мной откровенна. Почему ты это сделала?
Девушка смотрела через плечо Майка Миллбанка, якобы разглядывая музыкантов.
— Я не могу рассказать тебе правду. Мне неловко.
— Послушайте, леди, я же полицейский. Я только тем и занимаюсь, что слушаю истории, которые неловко рассказывать. Я умею это делать.
— Ну, не такие, как моя.
— Попробуй, Джейн.
Она отрицательно покачала головой.
— Хорошо, если ты не хочешь открыть мне душу, я тебе сам все расскажу.
Тут Джейн не на шутку испугалась.
— И вот что я тебе поведаю. Судя по уликам, ты превратилась в Дорис Дей для того, чтобы получить то, что есть только у нее.
Джейн кивнула, но продолжала смотреть на оркестр.
— И получила желаемое?
Она повернулась и посмотрела инспектору Миллбанку прямо в глаза:
— Да, думаю, что получила.
— Знаешь, Джейн, должен признать, что я просто восхищаюсь твоим самообладанием. Я знаю очень мало женщин (если не считать психопаток и серийных убийц), которые бы решились полностью измениться лишь для того, чтобы получить то, к чему стремятся.