В то же время, как мы покажем далее, защита демократии и содействие ее развитию дают все же проблеск надежды на изменение в будущем этого корпоративного государства, где царит тайный сговор между олигархией и правительством. Одним из возможных прорывов в этой ситуации может стать сам факт мирной и конституционной смены высшей власти в результате выборов142. Как подразумевается в наших рассуждениях о стимулах, если, несмотря на совместные имущественные права и интересы олигархических групп влияния, такой переход высшей власти станет возможным, то это само по себе нанесет мощный удар по корпоративной системе прав собственности и значительно продвинет вперед осуществление нового общественного договора в стране. Подобное преобразование власти на национальном уровне и новый общественный договор могут затем быть распространены с помощью правительства на каждый регион Российской Федерации, и даже на каждое небольшое местное «окружение» постгосударственных предприятий. Такие «окружения» в настоящее время являются маленькими подобиями национальных олигархических групп влияния, действующих в Москве (см. главу 7). Теоретически мы можем представить себе и обратный путь — от новых общественных договоров на местах (полностью децентрализованная демократия) к новому общественному договору на национальном уровне, но, принимая во внимание природу российских политических традиций и сложность устройства российской системы промышленности, такое развитие событий вряд ли может быть реализовано на практике. В российском случае высшее руководство и рядовые граждане должны объединить усилия для создания новых правил социальной игры. В противном случае укрепившаяся власть корпоративных структур, стоящих между ними, возьмет верх над любой из указанных двух социальных сил, действующих по отдельности.
Интересно заметить, что аналогичный вывод можно сделать, даже если рассматривать ситуацию с точки зрения групповых интересов. Главная причина, по которой группы влияния в российской экономике не могут отказаться от корпоративного общественного договора, состоит в том, что они не могут быть уверены в стабильности своих притязаний на активы (и на извлекаемые из них доходы) в случае смены высшей власти. Тем не менее существуют и другие механизмы, помимо тоталитарной диктатуры, которые могут обеспечить стабильность результатов политики, проводимой группами влияния, и постоянное обслуживание их интересов даже при смене руководства. Одним из таких механизмов является принятие законодательных процедурных актов (после принятия закона внесение в него изменений должно обходиться достаточно дорого). Другой такой механизм может быть обеспечен независимой судебной властью, которая будет толковать и применять законы в соответствии с первоначальным законодательным пониманием [72].
Еще одним институтом, который может обеспечить стабильность законодательства за пределами срока полномочий любого отдельно взятого политика, является институт политических партий. Наличие стабильных и влиятельных партий дисциплинирует законодательную и исполнительную ветви власти и служит гарантией того, что после отставки политиков сделанные ими обещания не будут тут же забыты. Таким образом, развитая система политических партий является важной предпосылкой для отказа от неэффективного корпоративного общественного договора.
Из всего этого следует, что сложная задача системного преобразования России может быть сформулирована однозначно: либо корпоративные группы влияния на местном инациональном уровнях одержат победу в битве с демократией и права собственности по-прежнему будут разграничиваться и осуществляться в соответствии с корпоративными правилами игры, что, в частности, закроет путь любому переходу к нормальной конкурентной рыночной экономике, либо демократия одержит победу в битве с группами влияния и создаст новую форму общественного договора, являющуюся единственным путем к экономическому процветанию.
Как указывал Карл Поппер, демократия предоставляет только возможность использовать разум в проведении реформ, но не сам разум. Что получится в России в результате первого эксперимента в проведении демократических свободных выборов в значительной мере зависит от того, что Поппер называет «интеллектуальными и моральными стандартами» ее граждан. В свою очередь, эти стандарты будут в значительной степени зависеть от опыта, почерпнутого этими гражданами из жизни при «постсоветской» системе. Более высокие интеллектуальные и моральные стандарты не могут быть гарантированы лишь временем, в течение которого существует система, считающаяся демократической. Здесь можно представить себе как положительный, так и отрицательный ход событий. В то же время, несомненно, имеет смысл бороться за установление и развитие демократической политической системы в России как крайне необходимого (хотя, возможно, и недостаточного) условия для проведения успешной политики реформ. В частности, нам не следует беспокоиться о том, что демократия уничтожит права частной собственности при переходе от социализма к капитализму; вместо этого мы должны быть обеспокоены тем, что отсутствие демократии позволит по-прежнему осуществлять корпоративные права собственности, унаследованные от коммунистической системы. Любое недемократическое решение проблем (подобное тем решениям, которые предлагают «реформаторы», приводящие в пример генерала Пиночета в Чили или генерала Пак Чжон Хи в Южной Корее) может привести в России, которая только-только начала отходить от тоталитарного общественного договора, к укреплению «приятельского» капитализма и поражению подлинных реформ.
142
Речь, конечно, не идет о передаче власти наследнику, как в 2000 году, либо об отсутствии выборов как таковых в 2004 году и замене их на «всенародное голосование под управлением администрации президента».