Следствия предлагаемого изменения точки зрения очень глубоки. С одной стороны, мы вынуждены вновь вернуться к анализу институциональной структуры коммунистической системы, чтобы найти те элементы (главным образом, в нижних эшелонах и неофициальных взаимоотношениях между экономическими агентами), которые выживают после краха системы. С другой стороны, более не представляется разумным предполагать a priori, что «переход» осуществляется в направлении привычной рыночной экономики. Если институциональная картина нижнего уровня и система стимулов, с которыми сталкиваются экономические агенты, изменилась лишь незначительно в течение ранних стадий перехода, направление изменений должно быть также выведено как результат позитивистского экономического анализа, который использует лишь некоторые начальные допущения об экономическом поведении (а именно разумные микроосновы). И действительно, как будет показано в этой книге, структура стимулов, встроенных в текущие переходные условия, ведет к консолидации системы, которая почти столь же далека от свободной рыночной экономики и демократического государства, как и предшествующая ей коммунистическая система, да и ее экономическая эффективность также не намного лучше последней.
Таким образом, все еще широко распространенное предположение о том, что российский переходный период неминуемо приведет к «открытому обществу» (в смысле Карла Поппера), должно, по крайней мере на настоящем этапе, рассматриваться как поспешное. Доказательства, лежащие в основе этого предположения, на самом деле являются ни чем иным, как «чарами Платона» или «историцистским подходом», который очень резко критиковал тот же Карл Поп-пер. По его словам, этот подход может быть использован для того, чтобы «дать надежду и оказать поддержку тем, кто не может обойтись без них», но, что больше всего тревожит с точки зрения практической политики, его влияние «может отвратить нас от каждодневных задач общественной жизни» (Поппер [86, 1:3, 9]). Как мы детально покажем в частях II и III, историцистское предположение о «неизбежности», с которой Россия «должна» двигаться в направлении рыночной экономики, затуманивает взор российскому правительству и его западным советникам и препятствует осуществлению давно назревших изменений в экономической политике. Вместо того чтобы трезво взглянуть на факты и приблизить рецепты к реальности, архитекторы первого этапа посткоммунистической реформы в России, а также многие западные советники, предложили упрощенные рецепты, которые основываются на a priori идеальных схемах (например, подход СЛП — стабилизация, либерализация, приватизация, критически рассмотренный в главе 4). Когда конкретные события не укладываются в эту схему, типичная реакция состоит в том, чтобы объяснять неудобные факты некими временными факторами. Этот подход представляется опасно похожим на подход, знакомый нам со времен Советского Союза. Когда, наконец, стало невозможно игнорировать неэффективность и другие недостатки социалистической системы, «политическая экономия социализма» стала утверждать, что все это лишь «временные трудности» на фундаментально правильном пути. При таком подходе, как это отмечал все тот же Карл Поппер, становится возможным «любое мыслимое историческое событие» втиснуть «в рамки схемы интерпретации» [86, 1:9].
Печальный конец этого самообмана все еще свеж в нашей памяти. Но аргументы, выдвигаемые сегодня для заверения мира в том, что посткоммунистический переход осуществляется «в верном направлении», представляют собой не что иное, как замену идеи исторического превосходства социализма на идею исторического превосходства капитализма. Разумеется, идея превосходства рыночной экономики и демократической политической системы имеет гораздо более серьезные основания, как теоретические, так и исторические, чем идея о превосходстве социализма. Однако это не имеет никакого отношения к нашей аргументации, которая основывается на очевидных фактах, показывающих, что результат применения традиционной парадигмы «политики реформ» в России похож на рыночную экономику и демократическую политическую систему не более, чем «реальный социализм» в бывшем Советском Союзе был похож на замыслы, изложенные в работах Маркса, Энгельса и Ленина. Говоря о неизбежной цене и неотвратимых страданиях на пути к капитализму (точно о том же говорилось и на пути к коммунизму), «идеологи капитализма» (в большинстве своем бывшие «идеологи социализма» либо как партийные функционеры, либо как идеологические прислужники коммунистической системы) забывают об обычных людях, которые заслуженно хотят иметь лучшие жизненные стандарты сейчас, а не в отдаленном капиталистическом раю8.
8
«Политик... должен знать, что совершенство, если оно вообще достижимо, еще очень далеко и что каждое поколение людей, следовательно, и живущие ныне, имеет право — нет, не на то, чтобы его сделали счастливым, поскольку не существует институциональных средств сделать человека счастливым, — а право, чтобы его не делали несчастным там, где этого можно избежать. Они имеют право на получение всяческой помощи, если они страдают. Это различие... является различием между разумным методом улучшения человеческой доли и методом, попытка осуществления которого приводит к неприемлемому росту человеческих страданий. Это различие между методом, который может быть применен в любой момент, и методом, поддержка которого может легко стать средством постоянного переноса действий на более поздний срок, когда условия станут более благоприятными. И это также различие между единственным методом улучшения положения, который до сих пор был успешен в любое время и в любом месте, и методом, который, где бы ни совершалась попытка его применения, приводит только к насилию вместо разума, а то и к своему собственному отрицанию» (Поппер [86, 1:158]).