Когда рыночная экономика позволяет коллективистским элементам (например, доле перераспределяемых средств в национальном доходе) разрастаться до слишком больших размеров, это приводит к размыванию стимулов и начинает угрожать эффективности институциональной системы, основанной на частной собственности. Теоретически мы можем представить, что если такая тенденция зайдет слишком далеко, то положение в государственной и/или политической иерархии может оказаться более надежным путем приобретения прав собственности (или по крайней мере временного остаточного контроля), нежели наличие больших сумм денег (для ознакомления с одной из последних моделей такого типа см. [42]). До настоящего времени, правда, еще ни одна институциональная система, основанная на рыночной экономике, не рухнула под гнетом такой несовместимости стимулов. Учитывая, что нашей целью в этой книге не является анализ институциональной стабильности системы, основанной на частной собственности, ограничимся лишь замечанием о том, что демократические выборы представляют собой своего рода самонастраивающийся механизм, не допускающий слишком большой потери эффективности22.
В условиях коллективистского государства и плановой экономики свободные демократические выборы невозможны. Хотя для современного читателя подобный вывод может показаться очевидным, на самом деле он таковым не является и требует доказательства23. Слегка отклоняясь от основной темы настоящей главы, мы представим здесь утверждение, устанавливающее несовместимость тоталитарного экономического порядка и политической демократии. Это утверждение будет играть важную роль в нашем дальнейшем обсуждении реальности и перспектив существующего сегодня положения с переходом к рыночной экономике. В доказательстве нашего утверждения используется ряд аргументов, основанных на вопросах стимулов в соответствии с общим духом нашего анализа.
Утверждение 1. Иерархическая собственность несовместима по стимулам со свободными демократическими выборами.
Доказательство. Коллективная собственность принадлежит иерархии (Коммунистической партии или ее эквиваленту), и каждый член иерархии поступает в соответствии с негласным договором со своим начальником, вознаграждающим проявленную преданность. Если будут дозволены свободные демократические выборы (пусть даже ограниченные только самим кругом членов иерархии), возникает риск того, что иерархический порядок может быть в любое мгновение перетасован. Тогда верховные иерархи не смогли бы выполнить обещания, данные подчиненным за верную службу. Иными словами, существующий негласный договор об обмене может быть аннулирован в любое время, что уничтожит стимулы для его выполнения. Нечто подобное могло бы возникнуть в рыночной экономике в отношении стимулов к приобретению больших долей акций, если бы было принято решение, что голосование на общих собраниях акционеров будет проводиться по демократическому принципу: один человек — один голос. Но в рыночной экономике права собственности акционеров в общем-то не зависят от политической системы, в то время как при плановой экономике политическая система прямо определяет права собственности24, что делает задачу демократических изменений в государстве испытанием, которого оно не может вынести. Что и требовалось доказать25.
22
«Демократия... создает институциональную основу для реформы политических институтов. Она позволяет осуществлять реформирование этих институтов без применения насилия и поэтому позволяет использование разума в создании новых и регулировании старых институтов» [86, с. 126].
23
«Ничто так не предает, как очевидные истины» — писал Шумпетер в этой связи. «До примерно 1916 года... вряд ли кому-то пришло бы в голову оспорить право социалистов на членство в демократическом клубе» [92, с. 235]. В более общих словах он говорил: «Общество может быть полностью и подлинно социалистическим и все же... быть организованным в самой демократической форме, которую можно представить... Как ни парадоксально это звучит, индивидуализм и социализм не обязательно являются противоположностями» (там же, с. 170 — 171). Доводы, приводимые нами в тексте, служат для того, чтобы показать, что Шумпетер все-таки мог ошибиться.
24
Мы увидим в дальнейшем, что такое положение во многом остается характерным и для современного «переходного этапа».
25
Технически это утверждение опирается на исходную посылку «бесконечного неприятия риска» [104, с. 41 — 42], то есть такого поведения экономических агентов, при котором они в первую очередь заботятся о предотвращении возможных потерь. В нашем контексте эта посылка оправдана тем, что негласные требования в рамках иерархического договора сторон (точно так же, как акции компании) теряют всю ценность за пределами данной иерархической структуры (точно так же, как в случае банкротства компании), и, в противоположность владению акциями, здесь нет возможности обезопасить себя от риска путем приобретения акций нескольких компаний. Даже если на самом деле степень неприятия риска не бесконечна, достаточно высокая вероятность изменений в правительстве в сочетании с медленными темпами наступления изменений в иерархической структуре должны привести к тем же результатам. Возможно, не является случайностью, что иерархические структуры перед лицом серьезной угрозы своему существованию начинают очень быстро осуществлять кадровые подвижки внутри своих рядов, пытаясь сохранить стимулы. Не случайностью, возможно, оказывается и то, что это им, как правило, не удается.