Первоначально было создано только 23 промышленных министерства (меньше, чем в 1955 году), но все видели, что они обладали удивительной способностью расти численно, и в последние годы Брежнева их количество возросло почти до 100. Более важным, чем количественный рост, стало изменение их функциональной роли. Они уже не являлисьпросто средством передачи приказов сверху вниз до уровня предприятий и средством осуществления контроля за работой руководителей предприятий, но становились во все возрастающей степени инструментом лоббирования интересов своих отраслей промышленности в высших эшелонах власти. В этом своем качестве промышленные министерства вместе с подчиненными им промышленными предприятиями превращались в мощные промышленные группы влияния, то есть в еще одну движущую силу в распаде и крахе коммунистической системы.
Последующие попытки реформ заслуживают только краткого упоминания. Вне зависимости от намерений тех, кто разрабатывал и проводил в жизнь эти реформы, все они перехватывались группами влияния, рассматривавшими их как новую возможность увеличить свою независимость и влияние. Так, в 1973 году промышленная реорганизация началась с попытки «уменьшения размеров административной иерархии в промышленности и повышения эффективности управления промышленными предприятиями из центра» [53, с. 245]. На самом деле, вновь созданные всесоюзные промышленные объединения (ВПО), в подчинении которых находились предприятия одинакового профиля по всей стране, не заменили министерств, которые продолжали процветать и плодиться. Скорее, создание ВПО привело к созданию еще одного институционального уровня между министерствами и предприятиями, и они стали в своей основе еще одним инструментом промышленного лоббирования. К началу 1980-х годов количество ВПО стабилизировалось и остановилось на уровне примерно 4200 промышленных и научно-промышленных объединений, которые выпускали примерно половину всей промышленной продукции в стране.
Смена власти и системный распад
В результате «реформ» 1965-го, 1973-го и «реформ» последующих годов система планирования все более и более переворачивалась с ног на голову: плановые задания для больших предприятий, подчинявшихся всесоюзным органам, сначала составлялись на самих предприятиях, затем они обсуждались на уровне производственных объединений и/или отделов министерств, затем обобщались на уровне министерств, и только после этого представлялись в Госплан (Государственный комитет по планированию, являвшийся в данном случае последней инстанцией). Все это было полной противоположностью существовавшего ранее процесса назначения Госпланом норм сверху вниз для министерств и государственных предприятий. Промежуточные надзорные органы все более и более превращались в органы лоббирования интересов промышленности вместо того, чтобы оставаться органами, следящими за выполнением указаний из центра. Число плановых показателей, устанавливавшихся в натуральной форме, также заметно снизилось, и одним из приоритетов стала прибыльность (хозрасчет).
Поскольку цены продолжали фиксироваться, а основные параметры плана продолжали определяться Политбюро, эффективность экономики не повышалась. Тем не менее, как только руководство предприятий и номенклатура среднего звена получили большую степень контроля над планированием и денежными потоками государственных предприятий, а система контроля со стороны главного коммунистического владельца оказалась практически сломанной, более гибкие субъекты экономики немедленно обнаружили богатство новых возможностей, предлагаемых параллельной экономикой. Как мы уже видели, параллельная экономика присутствовала как часть негласных договоренностей между Сталиным и его менеджерами уже на ранних этапах развития плановой экономики38. Таким образом, определенный тип бюрократического «рынка» всегда присутствовал в плановой экономике. Однако распространение параллельной экономики принесло с собой качественные изменения в систему, которая ранее относилась терпимо только к тем элементам бюрократической «торговли», которые в принципе соответствовали достижению ее целей. В новой, «реформированной» среде обмен по прямым связям с другими государственными предприятиями и с торговцами в системе черного рынка стал все больше определять эффективное владение активами, а относительное значение формального иерархического порядка стало уменьшаться. В частности, в параллельной экономике было необходимо использовать наличные деньги. Государственные предприятия стали нанимать или пользоваться услугами все большего количества людей, чьей единственной задачей было осуществлять посреднические функции между предприятием и параллельной экономикой, а также между параллельной экономикой и надзорными органами. На самом деле реформы 1950-х — 1970-х годов, так же как и отмен террора (что очень важно), решительно изменили правила игры между главным коммунистическим владельцем, его надзорными органами и субъектами экономики, а за возможность накопления богатства в параллельной экономике ухватились многие представители надзорных органов (номенклатура среднего звена), причем так же быстро, как и «красные директора». Стали возникать все более крупные коалиции субъектов экономики и представителей надзорных органов, объединявших свои усилия в том, как обмануть главного владельца, образуя единые криминальные структуры в масштабе целых отраслей и регионов, целью которых был увод экономических ресурсов в «тень», где они могли быть использованы для личного обогащения.
38
Хьюэт [53, с. 177 — 180] проводит различие между «теневой экономикой» (использовавшейся главным образом для выполнения плана, а не для собственной выгоды — это мы обозначаем в нашей книге как часть негласной договоренности) и «второй экономикой» (этот термин он приписывает Грегори Гроссману), в которой незаконная деятельность проводилась с целью извлечения личной выгоды и не имела ничего общего с выполнением плановых заданий. Однако, как признает сам Хьюэт, в действительности практически невозможно провести это различие, особенно после того, как вторая экономика стала заметным и важным явлением. В своей работе последнего времени Лавинь [73] объединяет эти два понятия одним термином «параллельная экономика», и этот же термин мы будем использовать на протяжении всей книги.