После того, как я избавился от презерватива, который чуть не забыл надеть, я вытянулся вдоль Грейс и почувствовал ее улыбку напротив моей груди. Грейс медленно дышала, уткнувшись в меня, и я уплыл в мир грез.
— Карсон, просыпайся, малыш, это просто сон, — я слышал шепот.
Я резко сел в постели.
— Что? — я выдохнул, оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться.
— Тебе приснился кошмар, — сказала Грейс, укладывая меня назад на подушку.
Я опустился вниз и провел рукой по своим влажным волосам. Снова этот кошмар.
— Что тебе снилось? — прошептала Грейс, прижимаясь щекой к моей груди.
Я вздохнул.
— Моя мама… потом Ара. Последнее время они почему-то часто мне снятся.
— Расскажи мне, — сказала Грейс, прижимаясь губами к моей груди и складывая руки так, чтобы положить на них подбородок.
Я мог разглядеть ее в этой темноте, те глаза, которые я знал, были ясно-голубыми в солнечный день и глубокими, бездонными озерами в темной комнате.
Но я чувствовал ее тепло напротив меня, вдыхал ее неповторимый аромат, беспокойство в ее голосе утешало меня, и мне хотелось поделиться болью, которая пришла ко мне во мраке ночи.
Я рассказал ей о сне, в котором я тайком наблюдал за «съемками» моей мамы, внезапно превращающейся в Ару.
Она поцеловала мою грудь снова, глубоко вздохнула и крепко обняла меня.
— Они обе травмировали тебя, малыш, — сказала она тихо.
— Да, — ответил я. Я знал, что она права. И именно поэтому они объединились в моей голове.
Мы просто лежали и молчали несколько минут. Как будто груз упал с моего сердца, после того как я просто рассказал Грейс о своем сне и почувствовал ее поддержку. Я наслаждался этим ощущением покоя и удовлетворения.
— Это одна из причин, почему у меня никого не было после тебя, — сказал я тихо.
Она подняла голову.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Я помолчал.
— Когда я вернулся домой из Лас-Вегаса, я посмотрел на все иначе. Я никогда не испытывал эмоциональную сторону секса, только физическую. Это изменило все для меня.
Она нежно меня обняла. Я мог бы сказать, что Грейс ждала, что же я скажу дальше.
— С моей мамой я чувствовал это отчаянное желание защитить ее, но был беспомощен. И то, что я никогда не мог понять, это почему она занимается этим. Но потом она приходила домой, и она была… сломлена. Каждый гребаный раз. Все, чем она занималась, убивало ее душу. Я не говорю, что это происходит с каждым, но с ней было именно так. Я видел это и ничего, бл*дь, не мог поделать. Это больно. Я был всего лишь ребенком и не понимал этого. А потом, не знаю, может быть, я занялся тем же, чтобы получить какой-то контроль на чем-то, над чем не имел контроля в детстве. На тот момент я убеждал себя, что все это не имеет значения, что это просто легкие деньги, но подсознательно, я думаю, понимал, что это ложь. Я не знаю. Я много думал об этом, и я не психолог, но все это занимало в моей голове много места.
Я вздохнул, собираясь с мыслями.
— Во всяком случае, после тебя, я больше не вру самому себе об этом. И я понял, что не хочу возвращаться к тому, что было. К безымянным интрижкам на одну ночь. Это даже не мой выбор, это просто невозможно.
Я немного помолчал, вспоминая тот раз, когда я понял это. Вечер, когда я приехал в Вашингтон, чтобы встретиться с Грейс и решил, что увидел ее с парнем. Я пошел в бар, где ко мне начала приставать какая-то женщина. Обычно этого было достаточно, чтобы отправиться к ней домой, но меня это не интересовало. Даже в тяжелом эмоциональном состоянии случайный секс меня не интересовал. Я позволил дерьмовым воспоминаниям о той ночи уйти. Сегодня Грейс была здесь, со мной, в моих руках.
Я продолжил:
— Во всяком случае, потом я уехал из страны и провел несколько лет в пустыне… — я коротко рассмеялся.
Грейс усмехнулась мне и потерлась носом об меня, целуя меня снова, выказывая свою поддержку без слов.
— А то, что случилось потом с Арой… в каком-то смысле, всколыхнули те чувства во мне снова. Это так сложно объяснить.
— Ты делаешь хорошее дело, — прошептала она. — Я понимаю.
И могут ли быть в любом языке слова, более прекрасные, более нужные, чем эти? В тот момент я точно знал, что нет.