— Вы принимаете меня за кого-то другого. Я всего лишь целитель. Помочь вам могу только в этом качестве. Если позволите, я вас осмотрю…
Больной кивает. Возможно, и этого не стоит делать, но всё же гляжу на него через Тень — профессиональное любопытство перевешивает. Действительно, у него был инсульт, и обширный. Обычный человек, пожалуй, после такого даже с запинками разговаривать не смог бы, но у Высших сильные организмы. Золотых искр у Хёрста в ауре меньше, чем у графа, но тоже изрядно. Пожалуй, с их помощью можно восстановить мозговое кровообращение и возродить поврежденные нейроны… сеансов за двадцать. Сейчас могу разве что снять боль и ускорить пару регенерационных процессов, но это капля в море. Мозг — серьезная система, это не рану на бедре зарастить, даже не хрусталик глаза восстановить. И мне могла бы многое дать такая практика. Может, удастся договориться с графом, чтобы он хотя бы после суда разрешил мне принять Хёрста в число пациентов? Разве что графу захочется куражиться над побежденным противником, оставляя его в таком плачевном состоянии? Хотя как знать, может, как раз захочется.
Выхожу из Тени и, не слушая больше уговоров несчастных Хёрстов, наскоро прощаюсь и иду к себе. Хватит с меня на сегодня светского общества, тошнит уже от этих аристократов с их интригами. Лучше тупо лечь спать, завтра рабочий день.
Начинаю раздеваться, и тут в мою спальную вбегает Лилли. Вид у нее взволнованный и бледный. Спрашиваю:
— Что случилось? У тебя опять приступ?
Вроде не должно у нее теперь быть приступов. Что-то не так с моим лечением? Этого только не хватало…
— Это не обо мне. Это о вас, Мих…
Подходит ко мне совсем близко, чувствую тепло ее тела под тонким платьем. Что, опять? Я же, кажется, отучил ее поминутно предлагать мне сексуальные услуги.
— Ты славная девушка, Лилли, но я же тебе говорил…
Не слушает меня, берет мои руки в свои… и мир вокруг меня взрывается сияюще-белым пламенем. Перед глазами — сумасшедший калейдоскоп, в ушах — визг тысячи оскорбленных женщин, на запястьях — прожигающий до костей лед. Пытаюсь проморгаться, сфокусировать взгляд… наручники. Лилли надела на меня наручники… и они отрезали меня от Тени.
— А я и Сету говорил то же самое: низшим доверять нельзя, — голос графа ржавым ножом прорезает заполнившую мои уши ржавую металлическую вату. — Он, идиот, не понимал этого… как и ты. Ты предал меня, вступил в сговор с моими врагами.
— Что за чушь! Какой сговор? Хёрст за любого ухватится, а мне какой интерес? — как-то не ожидал такого резкого поворота. Так-то у меня есть отговорка.
Поступок мой был спонтанным и неизбежным, но временем продумать позицию располагал. Здешняя элита, Высшие, инстинктивно обязаны соблюдать строжайшую этическую норму — женщины неприкосновенны. При этом их положение может быть сколь угодно жалким, но убивать их ни в коем случае нельзя. Юную герцогиню желали если не убить физически, то социально точно. Её лишали возможности выйти замуж. Всё дело в деторождении, в непонятном барьере в два ребёнка. Коэффициент рождаемости только теоретически может немного превысить два. При таких условиях даже Симона — уникальная ценность. Численность мужчин может уменьшится в несколько раз, не страшно в целом для общества. Ввести многожёнство — и вопрос воспроизводства решён.
Странно всё это. Полагал, что такие нормы возникают естественным путём, на основе биологических инстинктов выживания. В Танаиде что, даже такого нет? Граф при разговоре до всех этих грустных и гнусных событий идею убийства девушки вовсе не отверг с порога. Выходит, он не шутил?
Мысль — самая быстрая вещь на свете. Долго сказка сказывается, а в голове всё проносится со скоростью японского байка. Кажется, я промахнулся, идея представить мои действия всего лишь как предохранительный клапан — кстати, это недалеко от истины, — не сработает. Но попробовать надо. Другое придумывать поздно.
— Граф, я всего лишь желал, чтобы твой внук не пересёк черту. Зачем ему репутация насильника и убийцы Высшей?
— А я думаю, что ты лжёшь, — в голосе графа звучит неприкрытое удовольствие. Он откровенно наслаждается ситуацией.
Опять он меня удивляет. Обвинение во лжи?
— Зачем тебе думать, когда ты можешь просто узнать? Найми любого ментального мага, ему ничего стоит меня проверить. Можешь даже сделать это за мой счёт. Мне в ваши интриги влезать нет никаких причин.
При словах «за мой счёт» граф как-то совсем нехорошо ухмыльнулся.
— Зачем мне ментальный маг, когда и так вижу твоё враньё? Говоришь, влезать в мои дела не хочешь, но ведь влез! На моих глазах. Ты — врун! Я облагодетельствовал тебя, принял в своем доме как друга, а ты пошел против меня. Так что придётся теперь тебе продолжать работу в совершенно других условиях. И кстати, не смей больше обращаться ко мне на «ты», низший.
Глава 20
В темнице сырой
Графская темница выполнена с фантазией, ничего не скажешь. У барона-то было без затей — сырой холодный подвал, туда сбрасывали ненужное барахло и там же держали узников, когда доводилось. Тут же к делу подошли куда основательнее. Никакого даже самого крошечного окошка, лишь магический источник света, который то прожигает веки, то едва мерцает, то вдруг покрывает стены безумными извивающимися тенями, как на дискотеке в клубе в пролетарском квартале. Есть здесь и отопление, правда, довольно своеобразное: днем к стене, за которой находится печь, невозможно прикоснуться, так она раскаляется, а ночью в камере царит мертвенный холод. Не знаю уж, использована тут магия или сложные инженерные решения, вроде бы запрещенные после восстания Сета.
Но больше всего донимает методично капающая вода. Когда на второй день с меня все-таки сняли блокатор, чтобы я совсем не загнулся, всю камеру обыскал сантиметр за сантиметром, но откуда капает чертова вода, так и не нашел. А звук — вот он, круглые сутки, и кажется, капли падают прямо мне на череп и уже почти продолбили в нем дырочку. Надо ли говорить, что спать в таких условиях невозможно. Разве что иногда удается провалиться во что-то вроде обморока.
С едой тут тоже все затейливо. Ее приносят трижды в день, и по размеру порции приличные. Проблема в том, что это откровенные объедки — на полуобглоданных костях следы зубов, и какие-то посторонние вкрапления… Когда заявил тюремщику, что не стану есть эту дрянь, он смачно харкнул в тарелку, развеяв мои сомнения. Мои демарши ни на кого тут впечатления не производят. Остается гадать, вспомнит ли граф, что целитель может работать, только будучи живым, или раньше загнусь, и тогда интрига уже в том, от чего — от голода, от нервного истощения, из-за нехватки сна или от ночного переохлаждения. Хоть тотализатор открывай.
Пусть блокатор с меня и сняли, без солнечного света нет сил даже на самый короткий нырок в Тень. Но нападение на тюремщиков ничего не дало бы, кроме морального удовлетворения от того, что на Танаиде станет парочкой гадов меньше — второй отряд стражи надежно защищен каменной стеной, до него мне не дотянуться. Очевидно, я не первый маг, которого здесь держат.
На четвертые сутки мне уже становится все равно, что будет дальше — и тогда-то за мной приходят. О нападении уже не думаю — остаток сил уходит на то, чтобы переставлять ноги. Странно, для меня изменилось все, а замок остался прежним… только вот суетящиеся в коридорах слуги больше не кланяются униженно. В одной из анфилад встречаем Лилли, случайно, наверно; спадает с лица, разворачивается и убегает. Надо же, стыдно ей смотреть мне в глаза. Какая несвоевременная чувствительность.
А вот графу не стыдно ни капельки, он явно наслаждается собой, сидя за тем самым столом, где мы столько раз ужинали. Теперь никто не предлагает мне стул. То ли граф понял, откуда я беру силы, то ли случайно совпало, но за окном темно. Без хотя бы капли энергии в Тень мне не войти.