— Что, черт возьми, с тобой случилось?
— Со мной все в порядке. И посмотри. — Показываю ей "Лево" — 6.6. Даже с учетом нашего невеселого разговора на обратном пути бег определенно наилучший способ для поддержания высокого уровня.
— Посмотри, в каком ты состоянии! — Она поворачивается и с решительным видом направляется к мистеру Фергюсону. Папа тоже выходит из машины и оглядывает меня с головы до ног.
— Здорово было, да? — улыбается он.
— О да. — Улыбаюсь в ответ и прислоняюсь к машине, чувствуя, что иначе упаду. Папу я не видела с той ночи, когда он напугал меня в темной кухне. Но сейчас он совсем другой — довольный, спокойный, ничуть не похожий на того хмурого, сурового дознавателя, который расспрашивал меня едва ли не до полуночи.
— Как прошло?
— Закончила первой.
— Ух ты! — Он поднимает руку. — Давай пять?
— Что?
— Подними руку… вот так. — Я поднимаю, и он хлопает ладонью о мою ладонь, а потом кивает вслед маме и подмигивает: — Если будешь продолжать, ей это не понравится. Терпеть не может грязь и кровь.
Вечером на обед приходит Джазз. С лица Эми не сходит широкая глуповатая улыбка, мама изо всех сил старается казаться добрым драконом, а папа отпускает неудачные шутки. Джазз отзывается на "Джейсона" и почти не разговаривает, смирившись со своей участью и ограничившись двумя фразами: "да, пожалуйста" и "спасибо". Я сосредотачиваюсь на еде.
— Проголодалась? — удивленно спрашивает мама, когда я тянусь за второй порцией жаркого с картошкой. Подливка и йоркширский пудинг — ням-ням.
Пожимаю плечами.
— Я пробежала сегодня десять километров.
— Обязательно возьми овощей. — На моей тарелке уже лежат несколько похожих на крохотные деревья зеленых стебельков. Пока что мне удавалось их обходить.
— Что это?
— Брокколи. Ты что же, еще не пробовала? — удивляется она.
— Не помню. — Все смотрят на меня, и мне ничего не остается, как подцепить зелень вилкой, отправить в рот и прожевать. Брокколи — упругая и ужасная. Пытаюсь проглотить, но организм протестует, и горло сжимается. Я давлюсь и кашляю.
— Все хорошо? — Мама привстает со стула, но я поднимаю руку, и она садится. Кусочек брокколи проскальзывает дальше, а остальное, когда никто не смотрит, я выплевываю на салфетку, а потом отправляю в мусорную корзину. Отвратительно.
Глава 23
— Пропустишь урок. Отправляйся прямиком к доктору Уинстон, — говорит миссис Али. — Быстрее.
— Что? Почему? — Я поворачиваюсь, но по ее лицу ничего не понять.
— У нее и узнаешь. Иди наверх и жди. — Она улыбается, но легче от этого не становится.
В чем дело? Я поднимаюсь по лестнице и сажусь, сцепив пальцы. Может быть, они каким-то образом узнали, что мы с Беном говорили об исчезнувших людях? Может быть, в автобусе установлены подслушивающие устройства и лордеры прямо сейчас вытаскивают его из класса? Может быть…
Дверь открывается, из кабинета выходит какой-то мальчик.
— Следующий!
Поднимаюсь и вхожу. Провожу карточкой по сканеру, закрываю дверь и сажусь.
— Доброе утро, Кайла! — Она улыбается накрашенными губами.
— Здравствуйте.
— Со мной разговаривал один учитель. И знаешь о чем? — Доктор Уинстон поджимает губы. Я напрягаю память. Учитель? Что такого я могла натворить?
— Кто-то из наших учителей? Я… нет, не знаю.
— Успокойся. Не паникуй. Да, один из твоих учителей, но ты пока еще его не знаешь. Мистер Джанелли, руководитель отделения искусств. Похоже, он увидел какой-то твой рисунок и теперь добивается твоего перевода в свой класс.
— Правда? — Я чувствую, как растягиваются в улыбке губы.
Она хмурится.
— Он был в высшей степени назойлив.
— Мне очень жаль, но… Так я могу ходить к нему на курс?
— Да. Вот твое новое расписание. — Миссис Уинстон сует мне листок. — Теперь, чтобы все сошлось, придется передвинуть математику. У тебя будет два занятия в неделю во время ланча, а остальными днями распоряжайся отныне как хочешь.
— Спасибо. Спасибо большое. Я…
— Все, иди.
Я торопливо встаю, иду к двери и провожу карточкой по сканеру.
— И да, Кайла?
Поворачиваюсь.
— Да?
— Не слишком-то радуйся. Я не хочу, чтобы ты меня беспокоила или чтобы кто-то беспокоил меня из-за тебя в ближайшее время. Это понятно?
Последние слова доктор Уинстон произносит с милой улыбкой, отчего они звучат особенно неприятно.
Я прячу улыбку, киваю — да, понятно, — вылетаю из офиса и мчусь вниз по лестнице.