Свалился в буквальном смысле – я едва успел услышать над головою треск ломающейся ветки, а через миг уже держал в руках эту самую ветку вместе с… мальчишкой, который вцепился в нее мертвой хваткой.
Сначала мы оба молча смотрели друг на друга.
Первым опомнился он.
- Уф… А я уже думал, что убился, - улыбнулся он совершенно искренней улыбкой.
- Ага, а я Страж Судьбы, встречающий тебя у Пределов, - буркнул я.
- Что эт ты делал там, на дереве?
- От тебя прятался – засмеялся он. - Я услышал, что кто-то идет, залез на дерево, а тут эта ветка – хрясь! И я падаю прямо тебе на голову.
- Да уж, моей голове только тебя не хватало, - я наконец опустил сорванца на землю и отряхнул с башки обломки коры.
Не зная, о чем говорить еще, я просто пошел дальше.
Немного постояв в нерешительности, мальчик решил меня догнать.
- А почему ты не спрашиваешь, что я делаю тут, в лесу? – спросил он.
- А какое мне дело?
- Тебе и вправду все равно? – удивился он.
- Все равно. До тех пор, пока ты мне не мешаешь, - ответил я, не сбавляя шагу.
- А куда ты идешь?
- А вот эт уже не твое дело. Топай своей дорогой, а я своей.
Парень сначала было остановился, но потом все равно побежал за мной.
- А вдруг нам по пути?
- А с чего ты решил, что мне нужен попутчик?
«Попутчик нужен ему, тупая башка», - включился внутренний голос, но я догадался об этом и без него. И вправду, что делает ребенок один, в лесу вечером? Ближайшая отсюда деревня – та, откуда пришел я, и этот мальчишка точно не оттуда. Ну, или раньше я его просто не видел.
- Мне вообще-то в Семиглавец нужно. А тебе куда?
- Мне… Дальше. Но сначала тоже до Семиглавца, - обрадовался постреленок.
– Так можно мне идти с тобой? Обещаю, я буду вести себя тихо.
- Ладно… Иди себе, если обещаешь, что больше не будешь прыгать мне на голову.
- Обещаю, - согласился он с видимым облегчением.
- Как зовут тебя?
- Симон, - мотнул лохматой головой малец.
- А тебя?
- Шрам.
- Шрам? Что за имя такое?
- Ты же обещал, что будешь молчать!
- Уже молчу!
Я вздохнул и только теперь разглядел его повнимательней. На вид – лет десяти, или и того меньше. Одет бедно, чтоб не сказать хуже – в ношенные рубаху и штаны из грубого серого полотна. Через плечо – тощая дорожная сумка. Светлые волосы, торчащие вихрями в разные стороны, щуплые плечи… И только глаза на детском лице – и открытые, и настороженные одновременно - чем-то притягивают к себе.
В общем, на обещанное молчание рассчитывать вряд ли придется…
∞
Сухие сучья быстро объял огонь и начал с удовольствием их облизывать. Теперь можно было протянуть к огню ноги и отдохнуть.
Мальчишка сел рядом со мною.
- Эх, поесть бы чего-нибудь, - он похлопал себя по тощему животу под грязной рубахой и состроил кислую гримасу, сам исподтишка с надеждой поглядывая на меня.
Я достал свою котомку и вытряхнул оттуда приличную кучку серо-зеленых кореньев, а потом вынул нож и начал осторожно обрезать грубую верхнюю кожуру, оставляя только мягкую сердцевинку.
- Что это? – Симон с подозрением покосился на коренья.
- Это наша еда, - удовлетворенно улыбнулся я. – Пускай деревяшки еще немного перегорят, чтобы осталось побольше жара, а потом мы положим на угли эти корешки и прекрасно ими пообедаем. Сегодня по дороге нарыл в лесу.
- Да…. А как они называются? – мальчик с сомнением повертел в руках один корешок.
- А мрак их знает, - вздохнул я.
Мальчишка часто заморгал глазами. Даже веснушки на его загорелом лице, кажется, побледнели от удивления.
- Ты чего, не знаешь, как это называется и собираешься это есть? А вдруг это отрава?
- Да какая отрава… Зарываешь его в жар, он набухает, а потом жрешь и ложишься спать, а не воешь ночью от голода. Впрочем, не хочешь – можешь не есть. Мне больше достанется.
- Да ну, ладно тебе, не сердись. Просто откуда ты знаешь, что их можно есть?
Я пожал плечами.
- Просто знаю, и все. То есть, я сначала не знал, а потом шел по лесу, споткнулся о такой вот корень, и тут – бац – знаю, что на вкус они как грибы.
- А разве такое бывает?
- Бывает… Со мной бывает.
Серые глаза Симона от удивления стали еще больше.
- Понимаешь, если тебя треснуть по башке чем-то очень тяжелым, но ты после этого ноги не протянешь, то может случиться так, что через эту самую трещину в голове все твои воспоминания поразбегаются, - попытался объяснить я.
- Вот это, наверное, и случилось со мной. Но иногда я что-то знаю наверняка, даже если никогда раньше мне не доводилось об этом слышать. Наверное, это потихоньку возвращаемся память… Хотя и в этом я не уверен.
- А кто же тебя это… Ну, стукнул по башке? Ты его помнишь?
Я покачал головой.
- Нет. Но надеюсь, что обязательно вспомню когда-нибудь. А может и не вспомню… Какая разница? У меня есть мой сегодняшний день, и чтобы лишить меня и его тоже, желающим придется потрудиться. А то, что прошлое пропало… Что ж, могло быть и хуже. Я мог остаться калекой, или идиотом. Но руки-ноги целы, голова кажись тоже на месте - значит, все в порядке.
- Так ты совсем-совсем ничего не помнишь?
- Совсем… И давай не будем об этом, ладно?
Симон послушно кивнул своей лохматой головой, но уже через минуту на его языке снова вертелось тысяча вопросов.
- А что за девушку ты хочешь разыскать в городе? Она там живет?
- Нет. Это девушка из нашей деревни. То есть… Меня нашли в этой деревне - в Озерке, выходили. Я жил там до сих пор, пока не пришли жрецы Судьбы и не увезли Линсей с собой.
- Жрецы Судьбы? А почему они это сделали?
Огонь уже опал, и я бросил сверху на угли горсть кореньев. Бодрящий, пряный аромат сразу же распространился во все стороны.
- Они решили, что Линсей – какая-то беглая узница, или ведьма, я так полностью и не понял. И они забрали ее, наверно, в тюрьму.
- А она на самом деле…
- Да о чем ты говоришь? – даже такая мысль вызвала у меня возмущение.
- Все время, которое я тут прожил, она вертелась у меня перед носом. Дразнить и издеваться – эт да, эт – сколько хочешь, у нее язык - как осиное жало. Но чтоб ведьма… Она местная, родилась и выросла тут, ее родители живут на холме, у нее куча родственников. И не могла она сбежать ниоткуда, потому что никуда не уезжала из этой своей деревни. Как они могли так перепутать? И какая из Линсей ведьма? Она же тупая, как топорище. Все ее мысли прямо на мордашке написаны. Разве что мордашка эта самая симпатичная, и все…
- А жители деревни что? Засомневались в ней?
- Да какое засомневались! Все как один уверены, что это чья-то дурацкая ошибка.
- Так почему же тогда за нее никто не заступился?
Я вздохнул и вытащил из костерка первый корень – этот одуряющий запах съестного уже невозможно было терпеть. Желудок отозвался нетерпеливым ворчанием, когда я с удовольствием вонзил зубы в мягкую терпковатую массу.
- Спроси чего попроще, парень. Этого я и сам не понимаю. Они просто стояли и смотрели, как стадо баранов, как ее запихивают в арбу и увозят.
- Даже ее родители?
- А еще братья и сестры, и вся деревня в придачу. Жрецы явились как раз во время богослужения. И все деревенские просто стояли и смотрели.
- А где был ты?
- Я немного опоздал… Ну, проспал я.… Может, потому что мне жутко не хотелось туда идти. Все эти песни-завывания, гимны-восхваляния… Да и петь я сосем не умею. А когда узнал, то было уже поздно.
- И ты бросился за ними в погоню? И тебя отпустили из деревни?
- Угу, и благословили в придачу… Просто сам взял и ушел.
- Ты ее, наверное, очень любишь…
От таких слов глаза у меня полезли на лоб, и я едва не подавился недожеваным корнем.
- С чего это ты решил, что я ее люблю? Да я терпеть ее не могу! Скорее даже ненавижу. Она вечно прыгала перед глазами, как надоедливая мошка, стараясь побольнее укусить. Вот уж за кем бы я не плакал, окажись она и вправду какой-то там отступницей.