— Она ответила отказом уже дюжине, и не один из них оказывал нам честь и был бы ей хорошей парой. Помнишь ли ты молодого Харальда Гренландца, который был с тобой в походах? Нынче он король.
— Что правда, то правда, — отвечал Тости, — девчонка удалась упрямой, это верно. Ее высокомерие и заносчивость их всех раздражают и заставляют отступать. Однако сейчас игра идет большая.
— И это тоже верно, — сказала Гудрид. — Помни, однако, как своевольна твоя дочь.
— Она истинная дочь своей матери, госпожа моя. Вертка, словно угорь.
Гудрид рассмеялась.
— Но у нее есть голова на плечах, — продолжал Тости, — она раньше кошки успеет облизать миску. Она не откажет Стирбьёрну.
— Я скажу, — отвечала Гудрид, — лишь одно: не будь в этом так уж уверен.
— Не возьму я в толк, — сказал Тости, вставая, — всех твоих беспокойств и вопросов. Говорила ли ты с ней о том?
— Нет, — отвечала Гудрид, — но я наблюдала за ней. Она, верно, почуяла, к чему все велось этим вечером. И мне не понравилось то, как она на это смотрела.
— Но не отказывать же! Выше неба не взлетишь.
Гудрид покачала головой.
— Это все ты давал ей слишком много воли, баловал ее. Ей до меня дела нет, а теперь и до тебя также.
— Ну, что ж, — отвечал Тости, — воли я с нее не снимаю, кого бы она не выбрала. Однако же я не верю, что она откажет.
Гудрид ничего не сказала, но посмотрела на него бужто на забаву. Он же, не понимая, что она хочет и отчего так смотрит на него, схватил ее за плечи:
— Это у нее от тебя, — сказал он, — она дурно обходится со всеми мужчинами, исключая того, кого сама выберет.
И он притянул к себе жену и поцеловал ее шею и обнаженное плечо.
На следующее утро король отвел Тости в сторону и сказал ему:
— Есть вещи, о которых я хотел перемолвиться с тобой, Тости, и, думаю, после прошлого вечера я не застал тебя врасплох этим разговором. Касается это твоей дочери Сигрид.
Тости отвечал:
— Я понимаю, повелитель, куда ты клонишь, и принимаю это как большую честь и радость, величайшую изо всех, что когда-либо могли удостоиться я и мой род. Однако правда и то, что говорят: «В люльке простеца бывает такое, чего нет и в королевском дворе», и раз уж она — моя единственная дочь, я надеюсь, повелитель, ты не будешь оскорблен тем, что в ее воле выбирать. Так я поступал ранее, так, думается мне, должно поступить и сейчас. Это будет лучше и для нее, и для всех остальных.
— Я сам поговорю с ней, — молвил король. — Никто еще не умирал от раны, нанесенной другому, также и никто не удовлетворится чужим выбором.
Король шел вместе с Сигрид вдоль пастбища по тропинкам, протоптанным овцами, к южным холмам, что смотрели на Балингсдаль. Долго он хранил молчание. Затем внезапно заговорил:
— У меня есть к тебе разговор, Сигрид.
— О том нетрудно догадаться, повелитель, — сказала она, думая, что у короля не может быть иной цели, чем та, о которой уже так давно думали ее родители — выдать ее за Стирбьёрна.
— Какого же ответа, — сказал король, — ожидать мне от тебя?
Сигрид, смотря прямо перед собой, отвечала:
— Я скажу тебе, повелитель, если ты прежде скажешь, дозволен ли мне свободный выбор говорить «да» или «нет».
— Отец твоей, — сказал король, — предоставил тебе отвечать по твоему собственному желанию. Кроме того, и я не принял бы иного.
— Тогда, повелитель, — сказала она, — мой ответ «нет».
Услышав это, король резко остановился. Сигрид также остановилась и встала лицом к лицу с ним. Ее лицо покраснело.
— Я должен знать причину, — сказал король.
Она не ответила.
Король сказал:
— Я не стану угрожать тебе, Сигрид. Но раз уж я должен упрашивать тебя, ты также должна отвечать мне и назвать причину. Потому что это сватовство не таково, как прежние, которые ты в своей гордости считала для себя недостойными.
И все же она хранила молчание. Гордым был лик ее, большие карие глаза были глубоки и непостижимы, словно глаза оленя. Затем она опустила взгляд и отвернулась.
— Я вижу, — сказал король, — что-то вдруг пришло тебе на ум.
Сигрид рассмеялась.
— Нет, повелитель, это всего лишь старая сказка, старая песня.
И она стала говорить:
Она посмотрела на него с гневом и насмешкой. Взгляд короля стал тяжелым. Она же уронила руки и: