— Что за демон в тебя вселился? — спросил Бьёрн. — Не мог ты разве вытащить корабли на берег в спокойную погоду и в укромном месте? Вон уж один разбит у ворот в гавань, и человек вроде как утонул, мы не можем его достать — сейчас тьма и ветер.
— Тогда пускай тонут, — сказал Стирбьёрн, — и ты тони с ними, раз завел такие разговоры.
Он резко отшатнулся от Бьёрна, и большой меч, подарок Эрика, лязгнул на его бедре. Стирбьёрн схватил меч обеими руками, на миг взглянул на него при свете луны, словно то была какая-то диковина — а потом сдернул вместе с перевязью и с силой швырнул в море.
— И вот это туда же, — сказал он.
Бьёрн, будучи человеком разумным, воздержался от ответа.
Последний корабль вошел в гавань. Спустя какое-то время Стирбьёрн, все так же продолжая стоять и следить за бесконечными набегающими водяными валами, прошептал тяжело и словно лишившись голоса:
— Рассказать ли тебе о том, что сделал я в Швеции?
— Разве я не брат тебе? — сказал Бьёрн.
Стирбьёрн молвил:
— Я связался с блудней и потерял королевство.
Бьёрн, знавший, когда следует промолчать, не ответил на это ничего.
Стирбьёрн поднял глаза к луне, стоявшей высоко над Вендландом и схожей с ликом мертвой королевы, белым и бессчастным, полускрытым тонкой туманной вуалью облаков, которые тускло посеребрили небо. Чуть ближе к краю неба порывистый ветер гнал мохнатые тучи, угольно-черные на фоне белой луны. Каждая из туч, проплывая, словно стремилась собрать на себя немного лунного сияния, и улетала затем, гонимая ветром, к востоку в чуть менее черной, чем прежде. То там, то сям вспыхивали одинокие звезды.
Стирбьёрн проговорил:
— Я солгал тебе. Вот как все было: я подло оклеветал королеву и потерял то, чего не смогу вновь приобрести ни за какие королевства или сокровища мира.
Бьёрн, рассудив про себя, что слова эти схожи с суматошным барахтаньем тонущего, ничего не ответил и лишь взял его за руку. Стирбьёрн стиснул его запястье, его железная хватка крепчала, когда ему казалось, что Бьёрн собирается уйти; он оставался неподвижным, только, шире расставив ноги, крепче уперся в землю, словно некий великан, противостоящий наводнению. Бьёрн, держа его руку, ощущал, как билась кровь в жилах Стирбьёрна, возмущаемая изнутри токами Судьбы и Жизни, билась не менее сильно и яростно, чем морские воды вокруг стен бухты Йомсборга.
Наконец Стирбьёрн проговорил:
— Люди ученые говорят, что прелюбодеи, когда умрут, должны блуждать в потоках яда, в краю мертвых, отдаленном от солнца, в замке, что перевит змеиными кольцами. Правда ли оно так, побратим, как считаешь ты?
Бьёрн отвечал:
— Я того не знаю.
— Ты старше меня на десять лет, и должен знать поболее, чем я, — сказал Стирбьёрн.
И еще долго он молчал, следя за могучими набегами волн, которые догоняли друг друга, ударялись о берег и опадали, и отползали назад в море; и каждая волна, отступая, встречала другую, идущую ей на смену; словно молодые животные, они играли, сталкивались, бороли одна другую с ревом и шипением, что возносились высоко в небо в общей пелене брызг и разлетающейся пены. Затем Стирбьёрн промолвил:
— Снорри Годи[20] изгнал тебя из Исландии из-за женщины.
— Не изгнал, — отвечал Бьёрн, — я сам ушел.
Стирбьёрн резко повернулся к нему, положил обе руки на его плечи, рванул к себе и пристально посмотрел в глаза. Он сказал:
— Следуй за мной, и я покажу тебе много диковин. Нет ничего доброго под солнцем и под луною, Бьёрн. И последовавший за мною не обретет себе добра. Я не смогу и во всем мире отыскать благ, которые мог бы дать идущему со мною. Но власть и силу он получит, а кроме того — когда нога моя будет попирать шею короля данов и короля Бурислейфа, и великого короля Миклагарда и… достаточно! Так вот — нога последовавшего за мной станет попирать шеи их всех вместе с моей ногой, вместо того, чтоб его шее быть рядом с их шеями.
— Ты кощунствуешь, — отвечал Бьёрн, — и думаю я, что ты тронулся умом.
— Это все, что скажешь ты мне? — проговорил Стирбьёрн.
Бьёрн в ответ промолвил так:
— Вот что я скажу — я тебя не оставлю и не отрекусь от тебя, пока и ты, и я живы.
12. Укрощение короля данов
Наконец вернулись из летних набегов ярлы Йомсборга. Никому не говорил Стирбьёрн о том, что приключилось в Уппсале в конце лета. Однако произошедшее не осталось тайной, ибо те, кто плавал с ним в Швецию, пересказали все, что знали, своим сотрапезникам, и большинство посчитало, что вряд ли Стирбьёрн смирится с таким позором.