День угасал, когда король и Торгнир выехали на пустынный берег у самого устья. Западный ветер грозил принести ненастье. Русло было пустынно, ни паруса, ни малой лодчонки — одни лишь свинцовые тучи, тяжкие и нескончаемые, несомые западным ветром и пролетающие над головой, и бесконечно стремящиеся к восточному краю неба, темнеющему за терзаемыми порывами ветра верхушками сосен. Эрик-король молча сидел верхом на своем коне, из-под полуприкрытых век смотря прямо в самую утробу зарождающейся бури. Торгнир хранил молчание — ни он, ни остальные не решались заговорить с королем, ибо видели, что не расположен тот к разговорам. Спустя некоторое время король, которого начавшая волноваться лошадь пробудила от раздумий, спешился и, кинув поводья на седло, подошел к краю небольшого утеса, нависавшего над каменистым берегом, о который с ревом разбивались волны. Там он стоял один. Ночь спускалась, в небе не было луны, и море, и небеса сливались в туманной мгле. И против рвущегося и воющего ветра нельзя было различить ничего, кроме идущих раз за разом морских валов, накатывающихся из непроглядной черноты, жидко светлеющих во тьме и в ветре. Один за одним появлялись они, пенясь — сперва край, а затем и вся полоса пены накатывалась на берег. И в этой черноте, поглотившей межу неба и моря, волны казались белыми призраками, видимыми сперва вдалеке, а после спешащими к берегу с быстротой, которая пугала и казалась порождением иного мира.
Целый час стоял король, следя за ними, спешащими из тьмы, чтобы разбиться о берег, десятками и сотнями, и не оставляющими после себя ничего, кроме темных следов брызг на его ногах. Затем, не сказав ни слова, он снова сел в седло и поскакал вмести со свитой своей сквозь тьму ночную обратно в Уппсалу.
15. Фирисвеллир
Стирбьёрн стоял с войском лагерем перед двухдневным переходом на север от леса Мёрк, когда вернулся ярл Ульф, опекун его. Часовые знали ярла и провели его в лагерь. Была самая темная и глухая пора ночи. Ущербный месяц, взошедший часа три назад, ярко светил в чистом небе, облаков не было, кроме полосы тумана цвета макрели на юго-западе. Даже яркие звезды, что виднелись и в ярком лунном свете, поблекли и мерцали. Траву прихватила изморозь, и она хрустела под их шагами. Когда они проходили мимо коновязей, слышно было, как фыркают и переступают лошади, в дальнем конце коновязи отсвечивал красным факел — кто-то переменял путы своего коня, чтоб тому было удобнее; стук молоточка глухо отдавался в тишине. С каждой стороны, сколь хватало глаз, тянулись, будто грибы, низкие кожаные шатры, их крыши застыло отсвечивали в свете луны.
Лица людей, что провожали его, тоже показались ярлу белыми, неживыми и будто деревянными, так что трудно было поверить, что это лица людей из плоти и крови; такими же казались лица всех, кого он встречал бодрствующими, и других часовых, что были в лагере. Отовсюду они слышали, проходя мимо шатров, тихие сонные звуки, тяжкое дыхание спящих, бормотание и сопенье. И там, и сям люди спали под открытым небом, головы и плечи их закрывали плащи, и спали они, неловко извернувшись, выглядели жалко и казались неживыми. Их храп и тяжелые вздохи в ночной пустоте под холодным светом месяца были словно стоны неупокоенных душ.
Привели ярла в середину лагеря, где спал Стирбьёрн. Там горел большой костер, и Стирбьёрн спал, укрывшись плащом позади того костра, ибо он не любил шатров; и его телохранители спали вкруг него. Хускарл[23] по имени Торхалль стоял в тот час возле них на страже. Он приветствовал ярла и спросил, принес ли тот какие-либо вести. Ярл сказал, что расскажет о том одному Стирбьёрну.
— Если принес ты мир, — молвил Торхалль, — тогда говори с ним сейчас. Но если ты пришел с тем, что более вероятно, то лучше было бы тебе дать ему поспать до утра.
Ярл постоял в молчании, смотря на Стирбьёрна, на его лицо, которое было во сне столь спокойно и безмятежно, будто спал тот подле невесты в первую брачную ночь. И не мог ярл уразуметь, как это он спал столь мирно на холодной земле в военном лагере, в виду события, что должно погубить либо его самого, либо половину Северной земли.
— Подождем до утра, — молвил ярл.
Когда рассвело и люди встали, ярл пришел к Стирбьёрну и поведал ему обо всем. Стирбьёрн на это сказал:
— Не стоило тебе, опекун мой, тратить силы на это путешествие.