* * *
Любовь облагораживает секс.
Да здравствует божественный рефлекс!
Выбор
А если б не расписались в ЗАГСе,
То жизнь сложилась совсем иначе…
Хоть Дон-Кихоты совсем не с Марса,
У женщин выбор – их Санчо-Пансы.
Возврата нет
Я ссорюсь редко, но всегда – навек;
И никогда назад не возвращаюсь.
Быть может, я жестокий человек,
Но я не вру, не лицемерю, не кусаюсь.
Расстались мы. Назад дороги нет.
Ты обернулась коброй без прикрас;
Ползешь блудливо по вранья стерне,
Коварной красотой обманывая глаз.
Всю нашу жизнь пронизывает ложь
Убийственно-густым вонючим ядом.
От этого охватывает дрожь,
И стрелы черные летят смертельным градом.
Мне наплевать, что будешь ты с другим,
Которого ты станешь обнимать
И лгать ему бесстыжим ртом своим,
Ты скользкая, увертливая бл@дь.
Курица
(кое-кому, с намеком)
Вот курица в навозе бойко роется,
Чтоб отыскать жемчужное зерно.
Напрасен труд. Хотя она прокормится,
Но жемчуг не найдет, клюя г@вно.
Ворона и осел
Ворону как-то Бог послал за пинтой пива.
Летя стрелою в дальний магазин,
Ворона что-то сильно крылья притомила
И села на забор. Вдруг глядь: бредет Осел один.
«Привет, красавец!», – каркнула Каркуша.
Осел, подняв подслеповатые глаза,
Промолвил с чувством: «Здравствуй, дорогуша!»
И тут же к ней он страстью воспылал.
Влюбившись с полувзгляда, с полуслова
Он в восхищенье громко завопил:
«Ты – птичка райская! Мечта!». Осла такого
Не раз я сам в себе, друзья мои, открыл.
Ворона, мучась несварением желудка,
Вдруг на макушку какнула бедняге.
И улетела. Хуже проститутки,
Кто не дает надежды бедолаге.
Заплакал от обиды лопоухий.
Мораль у этой басни очевидна:
Пускай ты не обидел даже мухи,
Но коли ты осел, тебе всегда обидно.
Утренний джаз
Задумчиво посвистывает чайник.
На кухне – свет, чуть рыжий и бермудный.
Я утром каждый день себе начальник.
Когда играет джаз, мне так с собой уютно!
Странная страна
Россия – странная страна.
Здесь ищут правды – врут безбожно.
Тут Бога славят – Сатана
Свой бал справляет непреложно.
Здесь на просторах – теснота.
Высокий дух – гниет и преет.
А в церквах людям несть числа,
Хотя никто уже не верит.
На пашнях трудится народ,
Потея и напружа жилы.
Но только сволочь и урод
Фортуне тут нужны и милы.
И каждый друг хорош и смел,
Покуда не прижмет нуждишка.
Царит тут полный беспредел,
Давя о равенстве мыслишку.
Кровь стынет в жилах у меня
При виде зверств и преступлений
Средь равнодушья и вранья
В стране, упавшей на колени.
Гимн тарелочкам
(исполняется стоя)
Люблю я мыть посуду.
Ей-богу, я не вру!
Не удивляйтесь чуду,
Проснувшись поутру.
На кухне грохот вилок
Отнюдь не без причин.
Я верный друг тарелок.
Я лучший из мужчин.
Стаканы, ложки, чашки
Стучат, звенят, поют.
Отмою все рюмашки!
Да здравствует уют!
Вчера мы посидели
За праздничным столом.
Сегодня я при деле,
Я расчищаю дом.
Люблю я мыть посуду.
Не мыть ее нельзя.
Я в век вас не забуду,
Подруги и друзья!
В облаках
Я был нестандартным пилотом:
Летал на мечтах в облаках,
Воздушным командовал флотом
И радугу нес на руках.
А ты на земле обитала,
Варила супы и борщи,
Ты штопала, шила, вязала.
Ну, в общем, – мечта всех мужчин.
Стремительный, как истребитель,
Пикировал я на врагов
И в небе порушил обитель,
Разбил всех чертей и богов.
Нет, я не пойду на посадку!
Помятый, с подбитым крылом
Завою моторами сладко
И снова пойду напролом.
Не жди меня больше, родная.
Мне в небе рубашку сошьют.
Я ринулся в бездну у края
И вышвырнул свой парашют.
Вот в бешенном диком порыве
Я стиснул упрямо штурвал
И в огненном жутком прорыве
Промчался средь молний и скал.
Но вдруг прекратились полеты,
Которые были во сне.
А в сердце летят самолеты.
И ты улыбаешься мне.