Меч Солифилесет обжёг его бедро как никогда раньше. Инстинктивно, желая уберечься от боли, свободной рукой Стив достал его из ножен. Это спасло ему жизнь.
Клинок принял на себя удар заклинания — то вернулся слуга в некогда зелёном, а теперь скорее багряном фраке. Ни говоря ни слова, он швырял заклинание за заклинанием в Стива. Тот, лишь чудом, одной рукой держа полумёртвую Рин, а другой, трясущийся, с мечом, сумел их отразить в сторону.
Его противник подошёл ближе, усмехнулся и тихо произнеся заклинание, кинул в Стивена чем-то особенно мощным. Шарообразный сгусток лиловой материи, неторопливо поплыл к Стиву. Он выставил меч, собираясь его проткнуть, уже заранее зная, что ничего не получится.
— Прости подруга, — тихо прошептал Стив, обращаясь к Рин, — но похоже, это конец.
Шар коснулся артефакта, повисел, словно раздумывая, как именно его прикончить, а затем лопнул подобно мыльному пузырю. Стивену в лицо ударила волна жара. Желая уберечься, он прижал к себе Рин, выронил меч и заслонился рукой, спасая глаза. Неожиданно всё прекратилось, а рядом кто-то удивлённо хмыкнул.
— Вечно тебя нельзя оставить ни на минуту одного, — произнёс рядом знакомый голос.
Стив удивлённо поднял голову. Рядом с ним стояла курносая девушка с тёмными волосами до плеч, в элегантном, чуточку старомодном платье. В руках Солифилесет держала свой меч, с интересом рассматривая, во что он превратился под влиянием Стива.
— Ты дурно на него влияешь, дрожайший муж, — заключила суккуб, а затем повернулась к слуге в зелёном, — а ты, — София вскинула в его сторону меч, — вызываешь у него жажду крови.
Слуга Роскошного, до того стоявший в изумлении, пришёл в себя. Он попятился, а затем принялся неистово швыряться в Солифилесет заклинаниями. Та лишь усмехнулась над его попытками и медленно двинулась на него.
— Я магия, дурак, — напоследок сказала она испуганному слуге. — Твоя собственная.
Один взмах всё закончил. Солдатики Роскошного, лишившись внимания обоих хозяев, все как один, замерли, а затем рассыпались прахом. София вернулась к Стиву, всё так же стоявшему на коленях в полном изумлении.
— Не переживай о мёртвых. Подумай лучше, — суккуб кивнула на Рин, — о живых.
Солифилесет демонстративно уронила меч, который, упав, разбился, словно стеклянный.
— И хватит иллюзий: меч дал тебе то, что ты хотел — меня. Теперь пришло время отпустить и жить дальше. Это — моё последнее желание.
Подобно своему мечу, София рассыпалась стеклянной пылью.
***
Форли сначала не понял, что происходит — он оказался прямо в густом, очень неприятном облаке. Роскошный полностью обволакивал его со всех сторон, лишая кислорода. Это было вдвойне плохо: джинн не просто душил мага, но и впитывал в себя.
По началу Форли пытался разрезать врага, рассечь и развеять. Но получалось так себе — это было сродни попыткам резать ножом собственную тень. Джинн же всё наступал и наступал, неумолимо впитывая его силу.
Тогда маг сменил тактику: больше он не пытался разрезать облако-Роскошного, вместо этого принявшись уменьшаться в размерах, уплотнятся и концентрироваться, пока не собрал все силы в небольшой шар. Джинн воспринял это как знак близкой победы и ринулся вперёд.
В момент, когда облако ярости должно было полностью поглотить и уничтожить его, Форли выплеснул всю свою силу разом, став по яркости и размерам как тысяча солнц. Роскошного просто смяло, разорвало на тысячу кусков и, если бы не крик, полный боли и отчаяния, архонт полностью и навсегда бы его уничтожил.
Битва закончилась, и вместе с этим успокоилась и реальность. Форли снова был человеком с чем-то вроде вулкана внутри. От дворца не осталось ничего, как и от всего остального города. Они были частью Роскошного, творением его магии и ушли вместе с ней в небытие. Всех, кто ещё на этот момент не успел его покинуть, Форли особо не раздумывая отправил в Перекрёсток — там им уж точно помогут.
Мир вокруг поблек и выцвел став абсолютно серым. Кроме самого Форли, цвет сохранил только джин. Они вдвоем находились на небольшой, не больше пары метров, площадке друг перед другом. Сверху на них взирали звёзды.
Роскошный, пребывавший снова в человеческом обличии, потрескался, как краска на солнце, и было видно, что внутри нет ничего. От него осталась только пустая оболочка. Его руки, прежде свободные и бойкие, были закованы в уродливые чёрные цепи, будто сделанные из гнили. То были, как понял Форли, узы некроманта Калифинекса.