- Нужно послать гонца, - сказал Сильхас, и голос почему-то зазвенел удовольствием. - Пусть идут прямиком на южную равнину у низины Тарн.
- К месту битвы. Да, так и сделаем.
- Брат, ты поедешь со мной на место битвы? Нужно обсудить подробности диспозиции. Урусандер всего в полудне пути, если он торопится, мы можем огласить сумерки лязгом железа.
Казалось, Аномандер на миг отвлекся. Он снова смотрел на Цитадель. - Я намерен был встретиться с Матерью Тьмой и Консортом. Хотя бы объяснить, почему решился отвергнуть ее волю. Лорд Драконус понял бы, наверное, быстрее нее самой. Я хочу союза с ним.
- Драконус понимает достаточно, чтобы держаться вне битвы.
Сильхас привлек внимание Аномандера. - Ты говорил с ним? Случились трагедии, которые я должен разделить с ним, ибо...
- Брат, - сказал Сильхас безразлично, - Драконус готовится к бегству.
Боль и смущение исказили лицо Аномандера. И еще, шепнули тихие голоса в голове Вренека, разочарование.
- Айвис и его отряд в твоем распоряжении. Может быть, брат, Айвис поедет с нами к Тарну?
Аномандер закрыл глаза рукой и ответил: - Он будет в восторге.
- Позволь, я сам доставлю приглашение, - сказал Сильхас, хватая поводья и посылая коня в движение. Вренек сказал Сыну Тьмы: - Милорд, я должен идти в Цитадель.
- Неужели?
- Поговорю кое с кем.
- Действуй от моего имени. У ворот передай, что я скачу с братом к Тарну, и лишь от нетерпения Урусандера зависит, вернусь ли я в Цитадель перед битвой. - Он на миг всмотрелся во Вренека и снял серебряный обруч с левой руки. - На нем мой знак, но даже это может оказаться сомнительной помощью - город переполнен, настроение толпы переменчиво. Прячь мой подарок, Вренек, проходя по улицам.
Вренек подошел взять обруч.
- Не станешь ждать заложницу Друкорлат и остальных?
- Нет, сир. Хочу идти сейчас же.
- Завидую твоему зрению, столь чистым глазам и столь острому желанию.
Вренек оглянулся на призраков, заполонивших ров, потом туда, где Айвис разбил лагерь - и увидел там много иных духов. Их было едва ли не больше, чем деревьев. - Милорд, - ответил он, - я не всегда вижу то, чего желаю. Иногда вижу слишком многое, но не понимаю ничего.
- Значит, ты покинул время детства. Когда будешь печалиться скучному течению лет, вспомни сей миг.
"Вспомню, хочется или нет". - Благодарю, милорд, за спасение жизни. После Цитадели я пойду к Тарну, с копьем в руке, и стану сражаться за вас.
Обещание должно было польстить лорду, но лицо Аномандера казалось запавшим, будто он стремился скрыться от обещания, сулящего горе, не гордость. Вренек вытянулся. - Вы мстите, милорд, как буду мстить я.
- Тогда, отозвался воин, - как могу я отвергнуть тебя? До встречи, Вренек.
Кивнув, Вренек согнулся в поклоне. Забросил копье на плечо и ступил на мощеный тракт Харкенаса.
Духи следили за ним, но молчали, как и все скопище призраков-богов.
"Может, это и есть смерть. Место, в котором ты понимаешь, что сказать нечего".
- У зависти много зубов, - говорил Празек, скача рядом с Датенаром во главе колонны. -Для мужчин вроде нас с тобой любовь сулит пухлые щечки, мягкие губки и лоно невыразимого восторга, или, совсем наоборот, небритый подбородок и мужественную нежность... гмм, если таковая бывает. - Он замолчал, обдумывая. - Удивляться ли, что другие глядят на нас, ощущая угрызения и укусы злости? Короче, зависть.
- Я изучил, дражайший Празек, множество искусных описаний любви по сочинениям самых бездарных поэтов и бардов века нашего и веков прошлых. Что, откупорить зловонную яму? Знаешь это? "Любовь, как пес, каталась в рыбной жиже".
- Стрепала из Южной Форки. Угадай этого: "Так погружаюсь я в любовь, как ты в свиную кровь!"
- Веск, умер сто лет назад.
- Но до сих пор славен среди посредственностей, не меркнет стих, шум не утих, в болоте нет путей прямых...
- Кроме твоей тропки, Празек.
- Нет, я сдался, затер следы и уже не требую держать строй.
- Вспомни этого. Поэт был так безутешен, что потратил четыре года и сотню бутылок чернил, оправдывая самоубийство. А сам сломал шею, поскользнувшись на куске мыла.
- Щелок, зола, гибель пришла, скользко пятно, шуток не слышно давно.
- "Будь проклята, любовь! Язык
Коснулся лишь на краткий миг
Червя, что выделяет слизь
Но яды в жилах разлились
Пляшу как крыса на плите
Она ж, невинна в красоте
Сияя пухлыми губами
Сильнее разжигает в печи пламя, пламя, пламя!"
- Есть тонкость в этом отчаянии, и я невольно восторгаюсь.
- Талант до ужаса случайный. Но все ж талант.
- Переплавлять горе в гений. Да, редкий талант. Страдание по сути своей окрашено страстью, избыток боли подобен смоле или манящему нектару на устах цветка - нас тянет и тянет внутрь и ... э, вглубь.
- И еще дальше, - закивал Датенар. - Я смутил тебя?
- Ни на миг. Я на плодородной почве, и нужно лишь заточить плуг. Это была Лифтера?
- С Острова? Нет. Ее метания были такими горькими, что бутон лишь безнадежно сжал бы лепестки.
- Тероз?
- Тот уличный бродяжка? Ты оскорбляешь имя случайного самоубийства. Еще попытка, или я вынужден объявить себя торжествующим победителем.
- Звучит так знакомо...
- Может быть.
Перед ними простерлась южная стена города - местами осыпавшаяся и всюду невысокая; здания за стеной темные, словно закопченные. У распахнутых ворот не видно стражи.
- Четыре года метаний?
- А потом мыло на скользком полу.
- Ирония смерти должна была сделать его знаменитым.
- Собрание сочинений помешало.
- Процитируй еще пару строчек!
- "О, как темна заря! Как холоден закат! Как мрачен день, как звездна злая ночь!"
- Какой жалкий дурак. Не видел хорошего ни в чем.
- Склонный к самоубийству. Четыре года длилось его поприще, он излил все, что копилось внутри, в разбитом сердце... разбитое, сказал я? Пустое сердце, слишком одержимое ловушками отрицаний, чтобы сфокусировать слепой взор на предмете чувства. Она сказала "нет", но прежде чем слово слетело с губ, эпические видения полнили его голову, мучения манили отвергнутого любовника. Внимательно слушай добровольных мучеников, но не спускай внимательного глаза с их содроганий - это игра, ведущаяся до кровавого конца, и слушатели - важнейшая ее часть.
- Скорее бронзовые бюсты. Или портреты выше реального роста, в обширной панораме...
- Были и портреты, и бронза.
- Что? Веранакса? Высмеянный Галланом герой? Но это же вымышленный персонаж! Фикция! Насмешка Галлана над льстецами!
- Я не постулирую различий.
Празек фыркнул. - Разбитое сердце поэта выжимают насухо каждые две недели.
- Из здорового много пользы не выжмешь. Так скажут многие. Но этими аппетитами нужно править суровой рукой, не допуская излишнего цинизма. Ну же, проявим любопытство к самодельным жертвам и самовредительским ранам. Что за нужда движет рукой с ножом? Какой голод заставляет терзать собственную плоть? Это смерть, обращенная вовнутрь, челюсти и укус объединены, как любовники.
- Веранакса, - вздохнул Празек. - Галлана стыдили за этот эпос.
- Ему было плевать.
- Тем сильнее бесились враги.
- И тут сокрыт урок, если мы решимся сорвать плод.
Празек прищурился, отыскивая передовых всадников: командующую Торас Редоне и капитана Фарор Хенд. - Самоубийственное равнодушие?
Датенар пожал плечами. - Я осторожен.
Галар Барес проскакал в хвост колонны, явно доведенный до умопомрачения видом трех тысяч молчаливых солдат. Не было смешков, почти не было разговоров, оружие и доспехи безмолвствовали. Легион Хастов звучал тупой барабанной дробью без пауз. Тихий гром приближался к Харкенасу.
Оттепель, принесенная под шепот южного ветра, успела умереть, снег хрустел под копытами и сапогами, холод усиливался. Казалось, утро застыло на месте.
- Тот сомнительный ритуал, - разочарованно прорычал Датенар. - Я очнулся на тонком льду. Но куда ползти? Берега не манят кочками желтой травы и стеблями тростника. Пошевелись - услышишь треск льда под собой. Глаза стараются пронизать невинное, выглаженное ветром зеркало - это облака, сулящие грозовые тучи? Серое небо, намекающее на предательские полыньи? Я лежу на спине, или лицом вниз? Но что-то шевелится в кишках, друг мой. Предвкушение крови.