Хеврал дергал ногами, пытаясь выбраться из-под павшей лошади. Тяжесть животного была непобедимой, нога застряла, но он не прекращал усилий. Когда вывернутое колено сдалось неустанному давлению и сломалось, он заорал от боли.
Темнота окатила его; тяжело дыша, капитан сражался за проблески сознания.
"Да, именно. Иду в никуда".
Где-то сзади, он не мог видеть, кавалерия легиона опустошала центр. Капитан не смог ее сдержать и теперь, знал он, битва проиграна.
Вокруг лежали груды тел и конских туш. Кровь и выпущенные кишки покрыли почву блестящим ковром, он тоже был покрыт кровью, москиты тучами зудели над лицом, забивались в углы рта словно тесто; он чуть не давился, глотая и глотая их. Казалось, голодные насекомые разозлены и озадачены свалившимся богатством, но они, хотя покрыли трупы черными одеялами, не могли пить кровь недвижных жертв, уже не подгоняемую насосами сердец.
Хеврал собирал эти наблюдения, сосредотачивался на мелких мыслях, будто остальной мир с его драмами и его жалким отчаянием не стоил внимания. Даже любовник удалился с поля брани, все лица вокруг, и легионеров и хранителей, смерть сделала лицами чужаков. Он не узнавал никого.
Потом раздались голоса, затем мучительный крик; всадник внезапно навис над ним. Солнце стояло высоко, превращая фигуру в силуэт, но он узнал голос. - Старик, какая удача тебя найти.
Хеврал промолчал. Мошки тонули в уголках глаз, осушая слезы. А он-то думал, что следы давно иссякли. Высота солнца его тревожила. Ну разве они не сражались долго?
- Твои хранители сломлены, - сказала Севегг. - Мы режем их. Думали, мы позволим отступить, как будто честь еще жива в наши дни, в наш век. Обладай хоть один из вас умом настоящего солдата, вы не были бы столь наивны.
Моргая, он смотрел в темный овал, в тень, где должно было быть лицо.
- Так и будешь молчать? Как насчет парочки проклятий?
- Освоилась со стыдом, лейтенант?
На это она не нашлась с ответом, только торопливо спешилась и присела рядом. Наконец-то он смог увидеть лицо.
Она тоже с любопытством изучала его. - Мы взяли в плен лорда Ренда. Мой отряд везет его к Хунну Раалу. Отдаю Илгасту должное - он не сбежал; похоже, принял свою участь как справедливую кару за сегодняшнюю неудачу.
- Сегодня, - согласился Хеврал, - весь день отмечен неудачами.
- Ладно, отдам должок и тебе. Надеюсь, ты не ответишь на жалость презрением. Наконец я тебя разглядела. Старик, бесполезный, все наслаждения жизни остались далеко позади. Вряд ли это назовешь достойным финалом, да? Одинокий, только я вместо услады для глаз. Так что именно я выберу тебе подарок. Но вижу, ты весь в крови и кишках. Куда ранили? Тебя мучает боль, или она уже угасла?
- Ничего не чувствую, лейтенант.
- К лучшему. - Она засмеялась. - А я говорила и говорила, не думая, каково тебе.
- Готов принять острие твоего подарка, Севегг. Мне он покажется сладчайшим поцелуем.
Севегг чуть нахмурилась, как бы пытаясь понять смысл его мольбы. И покачала головой: - Нет, не смогу. Лучше истекай кровью.
- Для тебя это первое поле брани?
Она нахмурилась сильнее. - У каждого было первое.
- Да, полагаю, ты права. Значит, ты как бы потеряла здесь невинность.
Борозды на лбу, видимые из-под обода шлема, расправились. Она улыбнулась. - Как мило с твоей стороны. Думаю, мы готовы подружиться. Я даже готова увидеть в тебе отца.
- Твоего отца, Севегг Иссгин? Да ты же проклинаешь меня!
Она спокойно перенесла его слова, кивнув своим мыслям. - Значит, остался в тебе некий огонек. Тогда не дочка. Вообразим, что мы любовники. Тем ценнее будет мой подарок. - Она схватила его за левую руку, стаскивая с ладони перчатку. - Вот, старик, тебе последнее тихое удовольствие. - Подвела его руку под свою кожаную кирасу. - Вот, можешь потискать, если силы остались.
Он встретил ее взгляд, ощутил полноту груди в мозолистой ладони. И захохотал.
Лицо ее омрачилось смущением - и тут же он выбросил правую руку, вогнав нож под ребро, со всей силой пронзая кожаный доспех. Ощутил, как нож находит себе дом, сердце - и в этот миг сурово поглядел ей в лицо, видя очередного чужака. Чему порадовался больше, нежели гримасе удивления.
- Я не ранен, - сказал он. - Настоящий солдат проверил бы, девочка.
Оружие всхлипнуло, когда она соскользнула и неловко села на пятки. Кто-то негодующе закричал. Движение... Меч блеснул перед глазами Хеврала, будто ослепительный язык солнца, и тут же его ударило в лоб. Новое, нежданное удивление.
И покой.
Солдаты принесли походные стулья на вершину холма, господствовавшего над долиной зарезанных, и Хунн Раал уселся на один. Он уже успел справиться с горем по поводу подлого убийства кузины. Капитан сидел, качая на бедре кувшин с вином, а другую ногу вытянул. Он не обращал внимания на суету вокруг; вино тяжело плескалось в кишках, кислое, но и утешительное.
Плохие новости придется доставить Серап - она стала последней в роду. Тем важнее держать ее под боком Урусандера, как ценного офицера свиты. В день, когда Урусандер усядется рядом с Матерью Тьмой, она займет важное положение во дворе. Однако... у него все меньше пешек.
Об иных потерях не стоит скорбеть, но если он может устроить представление солдатам - капитан, ставший просто мужчиной, мужчина, ставший ребенком, рыдающим по погибшим родичам - если всё это породит сочувствие, что ж, он постарается.
Пьяницы широко известны как мастера хитрых тактик. Да и со стратегией они соблазнительно знакомы. Вечная жажда отлично его вышколила, и ему ли стыдиться своей природы? Пьяницы опасны во всех смыслах. Особенно когда дело касается веры, доверия и верности.
Хунн Раал знал себя до самого ядра - до темного, полного злобной радости места, в котором он изобретал новые правила старых игр, заставляя мелкие извинения склоняться перед отцом и господином, матерью и хозяйкой. Впрочем, это одно и то же. "Я, любующийся на себя. Мой личный трон, мое скользкое кресло воображаемой власти.
Урусандер, ты возьмешь то, что я даю. Что даю я и наша новая Верховная Жрица. Теперь вижу: мечты о твоем возвышении, возвращении к славе оказались фантазией. Но и ты нам подойдешь. Я опустошу библиотеки всех ученых Куральд Галайна, чтобы держать тебя по шею в груде плесневелых свитков, чтобы ты довольствовался своим узким мирком. Вот милость превыше воображения, милорд, превыше воображения".
Он готов выслушать любую брань командующего, он уже представляет эти бесконечные тирады. В день триумфа ничто не омрачит душу Хунна Раала. Ни на миг. Да, придется потрудиться, сгоняя ухмылку с лица. Но не настало еще время презрения.
Наконец он поднял глаза на знатного командира, приведенного в цепях и поставленного на колени, в холодную грязную почву. Расстояние меж ними было скромным, но невозможно большим, эта мысль пьянила Раала сильнее любого вина. - Помните, - сказал он, - как мы вместе скакали в летний лагерь Хранителей?
- Нужно было вас зарубить.
- Говоря с друзьями, - продолжал Раал, игнорируя бесполезные, напрасные слова пленника, - когда вы оказались в стороне, я бросил одно замечание. Все смеялись. Может, вы помните?
- Нет.
Хунн Раал молча склонился к Ренду, улыбнулся и шепнул: - Думаю, дружище, вы лжете.
- Думайте что хотите. Ну, везите меня к Урусандеру. Сцена стала скучной.
- Интересно, какие слова, какие гнилые плоды собрали вы, Илгаст, чтобы привезти моему командующему?
- Этот сад возделывайте сами.
Хунн Раал махнул рукой. - Знаете, сегодня вы меня впечатляли. Но не целый день. Например, ваше желание битвы было плохо продумано. Но я признаю ваш гений в той стычке с пикинерами - думаю, лишь хранители могли такое устроить. Лучшие конники нашего государства. И что вы сделали? Расточили их. Если справедливость требует куда-то вас доставить, то к Калату Хастейну.