Когда он не ходил в школу или не прогуливал ее, чтобы снимать кино, он читал фантастику, смотрел телевизор или ходил в кинотеатр. Арнольд взял его и еще одного мальчика посмотреть «Психо» в автокинотеатре – все трое были в ужасе. На заднем дворе он и его друг смонтировали немую картину – дань уважения вестерну Джона Форда «Искатели».
Есть противоречивые истории, в том числе его собственные, о том, как мало или как редко он смотрел телевизор. В детстве некоторые программы так пугали его, что родители этим пользовались. Позже Стивен говорил, что его телевизионная диета была строгой, хотя многочисленные ссылки в его фильмах и интервью показывают, что это неправда. Вероятно, Спилберги считали просмотр телевизора пустой тратой времени и, как в большинстве семей, пытались ограничить часы просмотра. Получалось, что мальчику нравилось что-то, что считалось низкосортным, бестолковым, но при этом он все равно жаждал это получить.
Это была вершина его неприязни к отцу, которого он готов был винить во всем – за отлучки, за чрезмерную строгость. На тот момент, по словам друга, Стивен был сыном своей матери, озлобленным на отца до такой степени, что готов был «отречься от него». Видя искреннее участие Арнольда в работе над фильмами сына, невольно удивляешься гневу мальчика. Да, с одной стороны, Арнольд не лелеял его, не гулял и не играл в мяч. Он ведь был классическим «мозгом», пятидесятилетним успешным человеком, преуспевающим в интеллектуальных занятиях, в которых Стивен никогда не смог бы превзойти его. Стивен постоянно чувствовал разочарование отца, отравлявшее его юную жизнь. Его изобретательность и воображение в шкале ценностей отца даже не брались во внимание, были даже помехой. А телевидение было едва ли не «отчимом» – актом того самого «низкого» искусства, которое приносило мальчику радость, стимулировало, утешало и помогало во многом разобраться.
Интеллектуальность Арнольда была синонимична занудству, которое отчего-то считалось признаком всех евреев – так, во всяком случае, считали все их ненавистники. Поэтому мальчик отождествлял себя с нееврейскими обывателями и превращал самое главное богатство евреев – интеллект – в объект презрения. Отсюда амбивалентность, граничащая с презрением к мальчику в Amblin, этаком суррогате Стивена, которого, как часто бывает, сыграл библиотекарь. По словам биографа Джозефа МакБрайда, Спилберг однажды сказал, что хотел быть неевреем так же сильно, как и кинорежиссером3.
Несмотря на напряженность в отношениях между отцом и сыном в вопросах учебы, умственной деятельности и ужасного влияния телевидения, у них было много общего. Арнольд разделил со Стивом свое увлечение научной фантастикой и рассказывал истории о том, как в детстве ходил в кино и любил фильмы с приключениями Дугласа Фэрбенкса вроде «Багдадского вора». Даже интерес к технологиям – Арнольд собрал телевизор в 1950-х годах и привез домой тот злополучный транзистор – Стивен унаследовал от него, хотя интерпретировал иначе.
Грех Арнольда – абсентеизм – был бичом многих отцов, пытающихся обеспечить растущую семью, гонящихся за более высокими зарплатами для покупки более красивых домов. Но его отсутствие действительно означало, что при политике вседозволенности Леи дома словно бы отсутствовали взрослые. А Стивен был в том возрасте, когда мальчику нужна дисциплина, пусть даже условная.
Как часто бывает в таких ситуациях, мать была для него скорее сообщницей, этакой леди Макбет. Она возила его на природу на поиски натуры для съемок и, как она сама рассказала Эду Брэдли в шоу «60 минут» в 1993 году, «писала записки учителям… Я любила, чтобы он был дома. У меня был пробковый шлем и специальный костюм, чтобы ездить вместе с ним в пустыню»4.
Соседи в Аризоне считали Ли странноватой, особенно в связи с тем, что часто видели ее с Берни, лучшим другом семьи. Только годы спустя, когда Лея соберется за него замуж, до Стивена наконец дойдет, что его мать запала на «дядю Берни» – в их благовоспитанной семье и мысли не могло возникнуть о чем-то подобном.
А Лея никогда не отрицала этого: «Меня словно громом сразило. Я была безумно влюблена».
Нонконформизм Леи и ее богемная репутация начали смущать сына. Теперь он жаждал матери, которая играла бы в бридж и посещала собрания PTA (Ассоциации родителей и учителей), как другие матери. «Стив всегда жаждал каких-то традиций, – сказала она в интервью. – Возможно, потому что у нас их не было»5.