А лиственным деревьям посоветовала: "Отступайте на юг. Там мы с Солнцем сможем вас согреть и сберечь".
Еще сентябрь не кончился, а снежное серебро уже сверкало на ветках деревьев. Разбойничьим посвистом заливался Ветер, налетая не с теплого юга, не с востока или запада -- все с севера да с севера.
Каждую ночь мороз по-хозяйски обходил лес, хрустели под его шагами заледенелые травы. Днем Солнце из последних сил пытался согреть своих детей, они жадно тянулись к нему. Но дни становились все короче, ночи -- длиннее и холоднее.
"Пора", -- тихо шепнула Земля дочерям, лиственным деревьям. -- "Листья уже не питают вас, а только тяготят: сбросьте их. Не горюйте, весной отрастите новые, вы же знаете, как это делается."
Да, деревья уже знали. А еще, чтобы не так грустно и стыдно раздеваться, они придумали забаву. Когда листья уже не могут ловить солнечные лучи, зачем им быть зелеными? Деревья разукрасились, кто во что горазд: в желтое, оранжевое, красное. Как-то само собой получилось, все выбрали жаркие цвета отца-Солнца, и даже Огня, который деревьям враг -- похуже Мороза. Но как старательно они избегали зимних: белого и черного, синих, голубых, фиолетовых оттенков! Будто согреться хотели напоследок. Танцевали с Ветром в вихре листопада. Хвойные деревья: кто горделиво, а кто и с легкой завистью взирали на этот карнавал, оставаясь зелеными, как всегда.
Зима настала -- суровее прежней. Лишь в конце мая солнечные лучи кое-как растопили сугробы. Напрасно отец Солнце целовал многих своих дочерей, напрасно мать Земля пыталась отогреть их корни. Никогда уже не распуститься на мертвых ветвях новым листьям, не щебетать птицам. Только длинноусому жуку-короеду радость: доест сухую древесину и откочует, где потеплее.
С каждым годом редел и беднел северный лес. Коротким летом все труднее было деревьям отогреться, залечить нанесенные раны и накопить сил для новой зимы. Многие хвойные, что уж говорить о лиственных, медленно, с оглядкой отступали на юг. Там не бывает долгих непроглядных ночей, и Мороз не может месяцами властвовать безраздельно.
"Но только здесь, на севере, можно видеть, как отец Солнце танцует великий танец, совершая по небосводу полный круг. На юге, даже в самые длинные дни, он скрывается за горизонтом. Никуда отсюда не уйду! А Мороз, Снег и Ветер -- да не страшны он мне!", -- думала про себя Колючка. Гордая и заносчивая -- а отца обожала. Всегда тянулась к нему: вставала на цыпочки на самых высоких скалах, на кручах -- лишь бы побольше света, да простора вокруг.
А младшая Кедрушка хотела уйти на юг, но отчаянно жалела лесную живность. "Пропадут, одними ягодами не прокормятся. Куда я от них, от моих полосатых бурундуков да косолапых мишек... Уйти бы всем вместе, да на юге своего зверья хватает. Вон, птицы летали, рассказывают", -- плакала она золотистой смолой-живицей, сутулясь от холода, и все ниже склоняла пушистые ветви к своим питомцам.
В конце августа -- а лето едва-едва наступило в июле -- начались холода, замела пурга. Бледный, печальный лик Солнца лишь изредка проступал сквозь снежную пелену. Дыхание Мороза сковало Землю, а она и не успела толком оттаять с прошлой зимы. Под жестокими ударами Ветра задрожала даже самоуверенная Колючка.
На самом деле -- от ужаса и тоски задрожала. Долго кичилась перед Сестрами своей силой и стойкостью, но сама не заметила, как иссушили, истрепали, измучили ее бесконечно долгие зимы. А тут вдруг почувствовала, что сил -- совсем мало. Что корни скованы льдом: вместе с почвой -- вглубь на всю длину, что мерзлая хвоя уже не может вбирать свет, ствол хрустит в нежных -- пока еще -- объятиях Мороза...
"Глупое маленькое деревце", -- приговаривал, смеясь, Мороз, -- "Как славно мы поиграем с тобой теперь, когда впереди десять месяцев зимы, а Солнцу и Земле -- не до тебя. Ты ведь нас очень любишь, раз осталась здесь? И мы тебя тоже так любим! Ветер тебя любит и Снег. А уж я -- души в тебе не чаю, моя ненаглядная Колючечка!"
Вспомнила Колючка свои заигрывания с братьями в первую холодную зиму: как заслушивалась их жестоких речей, как поддакивала. С тех пор видела и поняла многое: стыдно ей стало, а уж страшно... Но Колючка -- есть Колючка: выпрямилась, ответила:
"Нет, Мороз, я люблю своего отца -- Солнце. Только здесь я могу весь июнь без перерыва любоваться его сияющим ликом. Именно в этом лесу мать Земля породила меня на свет, и мне, дереву негоже спасаться бегством".
Мороз не рассердился, только захохотал: "Ты -- гордая и холодная, ты -- наша. Снег тоже любит посверкать под солнечными лучами. Дурачина: тает когда переборщит, но красуется так. Главное -- ты никого не жалеешь: в точности, как мы. Значит -- наша".
"Я дитя Солнца и Земли, мне Огонь Пожарыч роднее тебя!" -- воскликнула Колючка. Вспомнила осенние наряды лиственных сестер, да как полыхнула разом всей своей хвоей!
Такого яркого, солнечного цвета не получалось даже у красавиц-берез: крепко любила Колючка Солнце и сама была им любима. Но мороз дохнул -- золотая хвоя вмиг потускнела, осыпалась с ветвей мертвой ржавчиной. Совсем нагая, без привычного одеяния, осталась стоять Колючка посреди вымершего, ледяного леса. Вот уж позор так позор, сама когда-то говорила. А Братья смеялись над ней -- тоненькой, хрупкой, беззащитной. Вольно им глумиться: вся зима впереди.