В лесу, в той чаще темноокой,
Пусть свод откроется высокий,
Он много раз здесь был открыт,
Принять родных ее меж плит —
Да дремлет там в глуши пустынной,
Да примет склеп ее старинный,
Чью столь узорчатую дверь
Не потревожить уж теперь —
Куда не раз, рукой ребенка,
Бросала камни — камень звонко,
Сбегая вниз, металл будил,
И долгий отклик находил,
Как будто там, в смертельной дали,
Скорбя, усопшие рыдали.
***
Каждый вздох для миссис Карденас теперь давался с трудом. Каждый раз, когда ее грудь слабо вздымалась, по палате разносился хрип. Иногда она начинала бормотать что-то на испанском, но Эбби едва ли могла ее понять.
Она лечила эту женщину в течение полугода и теперь сама уже утратила надежду что-либо сделать — болезнь медленно, но верно забирала ее. Когда так долго борешься за чью-то жизнь, то воспринимаешь все близко к сердцу. По счастью, Эбби Гриффин была матерым врачом, прошедшим уже через все, что только могла подкинуть судьба в больнице, и умела быстро приходить в себя после потери пациентов.
Она вышла из палаты и аккуратно прикрыла дверь. Дернулась было к проходной, чтобы попросить вызвать сюда родственников миссис Карденас, но вовремя остановилась, напомнив себе, что у пожилой женщины вся родня была в Доминикане. Эбби подумала о своей семье, на которую всегда могла опереться. Даже на Джейка, пусть их отношениям явно настал конец, но все же он был родным и близким. Давно было пора развестись, но то ли из-за дочери, то ли в силу привычки они оба не решались сделать первый шаг. Все было бы проще, встреть кто-нибудь из них кого-нибудь на стороне, но Эбби металась между работой и домом, не оставляя себе времени даже на мысли об этом, а Джейк считал такое поведение недостойным. Она потерла пальцами виски и прошлась до ближайшего окна. Небо начало окрашиваться в оранжевый свет — лучший момент дня, который она старалась всегда хоть мельком уловить.
— Доктор Гриффин? — послышался сзади нее голос.
Это был Джексон, ординатор, самый талантливый из ее протеже. Еще какой-то год, и он станет настоящим врачом.
— Что случилось, Джексон? — она внимательно посмотрела на него. Вид у того был обеспокоенный.
— Там… — он сглотнул, — мой вчерашний пациент, у него странные симптомы.
— Это какие же?
— Жар, головная боль, и он… — Джексон пощелкал пальцами, — говорит, что его как будто стеклом набили и теперь все рассыпается.
— Поэтично, конечно, — сухо заметила Эбби, — но все-таки дерево, выросшее на голове — это необычный симптом, а не жар и головная боль.
Джексон не улыбнулся, наоборот стал еще более хмурым. Эбби поняла, что все сложнее, чем кажется. Этот парень был не из тех, кто отвлекал врачей по любому вопросу, даже когда был интерном.
— Ладно, пойдем, глянем на него.
Они поднялись на третий этаж и прошли в нужную палату. Внутри лежали двое — парень двенадцати лет со сломанной рукой и пятидесятилетний мужчина, стонавший и ворочающийся из стороны в сторону. Эбби обратила внимание, что его привязали ремнем, чтобы он не свалился с кровати. Она взяла медицинскую карту, лежавшую рядом с кроватью.
— Майк Салливан, — она пробежалась взглядом по записям и посмотрела на Джексона, — расскажи-ка поподробнее.
— Он увидел разбившуюся машину, вытащил оттуда человека. Сказал, что на том живого места не было, но он еще дышал. А пока мистер Салливан вызывал скорую, пострадавший…
— Покусал его, — закончила Эбби.
— Да, причем сильно, сами посмотрите, — Джексон приподнял простыню, слегка оттянул повязку и показал, что у мужчины был вырван кусок мышц прямо с голени.
— Говоришь, напавший был сильно изранен? Как только сил хватило? — Эбби прикрыла ногу пациента, — А где этот спонтанный людоед?
— Мистер Салливан убежал к машине и уехал, вызвал полицию, — ответил Джексон, — я с ними связывался, они сказали, что на месте происшествия нашли только машину, но не водителя.
— Хорошо, это пока не важно, — сказала Эбби, — симптомы появились сразу?
— Нет, когда только привезли, то просто промыли рану, перевязали, сделали все прививки, — стал загибать пальцы Джексон, — и даже собирались его выписывать, но потом у него поднялась температура и дальше все как по накатанной. Сначала получалось сбивать ему жар, но потом даже лекарства перестали помогать.
Эбби молча стала смотреть на пациента, мысленно перебирая все приходившие в голову варианты. Она поняла, что молчание затянулось.
— Так, — вернул ее на землю Джексон, — что с ним, как вы считаете?
— Понятия не имею, — честно призналась Эбби, — но вариантов полно, давай проверять. Где результаты его анализов?
***
Маркус попрощался с охранником на проходной и вышел через широкие двери здания Бриджтонского городского совета. Это было небольшое, но красивое гранитное строение, с высокой часовой башней по центру. По счастью, в этот день проводилось несколько собраний, и Маркусу довелось выступать на каждом из них. Он всегда считал это более продуктивным времяпрепровождением, нежели перебирание бумаг, как это бывало в будни. К сожалению, многие из его проектов так и не выходили за рамки обсуждения, уж больно небольшой был городской бюджет для таких амбициозных планов. Возможно, если он победит на выборах в сенаторы штата, то ему наконец будет где развернуться. Пусть он и очень любил свой город, но ему всегда казалось, что он способен на большее.
У подножия ступеней здания городского совета он увидел двух людей в строгих деловых костюмах. Обоих он сразу же узнал, стоило им повернуться.
— Сенатор Джаха, — улыбнулся Маркус и пожал тому руку, — Уэллс, — поприветствовал он сына сенатора и они тоже обменялись рукопожатиями.
— Советник Кейн.
— Я тогда пойду, пап, — сказал Уэллс, — встретимся дома.
— Конечно, сынок, — Джаха похлопал сына по плечу и помахал рукой вслед, — скоро буду.
— Вы меня ждали или просто решили зайти? — спросил Маркус.
— Тревожные новости, — смотря куда-то в сторону ответил сенатор, — в Вашингтоне мне не пошли на встречу, и я решил заехать в родной город, надеюсь, хоть тут буду услышан. Может мы… — он запнулся, — что-нибудь предпримем по этому поводу.
Что-что, а говорить расплывчато и не давать прямых ответов Телониус Джаха всегда умел. Маркус совсем не удивился, когда пять лет назад тот стал сенатором. Этот человек обладал всеми навыками большого политика. Этого было недостаточно, чтобы стать Президентом, но в верхней палате он чувствовал себя, как рыба в воде. Маркус всегда хотел стать политиком иного сорта, более открытым, более гибким. Но как только он со своей командой начал разрабатывать предвыборный план, то сразу понял, сколько все-таки в этой сфере нюансов, стоит только встать на ступеньку повыше. Что ж, никто не говорил, что идеалистом быть просто.
— Вы можете выражаться яснее, сенатор? — прямо сказал Маркус.
— Конечно, советник Кейн, — Джаха указал рукой на двери здания совета, — только не здесь. В вашем кабинете, если позволите.
Маркус отметил, что все-таки сглазил свое простое окончание рабочего дня, но новости, принесенные Джахой, беспокоили его.
Они прошли обратно, Маркус, неловко улыбнувшись, снова поприветствовал охранника и проводил сенатора до своего кабинета, больше напоминавшего крыло библиотеки. Отчасти потому, что сказывалось влияние его матери — большого книжного червя, отчасти потому, что в этом здании ранее действительно была библиотека.
— Так о чем вы хотите меня предупредить? — пытаясь сохранять спокойствие, спросил Маркус.
— Вот, смотрите, — Джаха открыл свой чемодан и достал оттуда ноутбук.
На рабочем столе он запустил видеозапись. По формату видео Маркус понял, что это новостная запись. На ней полицейские оттаскивали человека, вцепившегося зубами в другого. Кейну стало не по себе, но он, пытаясь сохранить хладнокровие, внимательно продолжал смотреть, но в какой-то момент все-таки охнул.
Полицейские на записи расстреляли нападавшего, но тот поднялся, как ни в чем не бывало. Его били дубинками — тот падал и вставал. Он дергался от электрошока, но не терял сознание. Наконец, ему прострелили голову и только тогда человек упал замертво.