И все же было великолепно посетить душу Линды, точно он осматривал незнакомый город или жилой дом, глазея с открытым ртом на всякие странности, читая все вывески подряд.
Так, например, она любила цветную капусту!
И равным образом печенку!
И она учила французский. Она знала столько вещей, ему не известных вопреки многочисленным книгам, прочитанным украдкой. Словарный запас Линды был обширен… и теперь полностью в его распоряжении. Это воспринималось так, будто неожиданно у него стало два мозга. Или (сравнение пришло им одновременно, настолько они стали близки) словно в комнате, освещенной лампочкой в двадцать пять ватт, вдруг вспыхнули прожекторы.
Так же внезапно они осознали, что влюбились друг в друга. Ни малейшего сомнения в том не оставалось.
— Линда? — спросил Чарли.
— Да?
— Ты выйдешь за меня замуж?
— О, да.
Линда покраснела. Чарли никогда не понимал, что это значит.
— В один прекрасный день, — добавила она.
Они совсем забыли, что им всего по десять лет.
— Эй, мой мальчик. Я сказал, эй!
Чарли поднял взгляд на инструктора, который, положив свой атташе-кейс на колени, раздавал карты.
— Сыграем в покер. Мне надоело сидеть сложа руки.
— Я не умею.
— А то я не слышал, как вы в помещении своей роты надуваете этих идиотов. Вы их так ободрали, что им придется полировать вам башмаки и чистить винтовку до Рождества, — захихикал Грист.
С неохотой Чарли взял карты. Линда свернулась клубочком в его сознании.
— Научи меня играть, — попросила она.
Он взбодрился.
Грист сдал ему группу и пару.
— Играем на деньги, — предложил Чарли.
— С удовольствием, — ответил Грист.
Он рассмеялся. «Маленький хищник», — подумал он. Пока Чарли сидел в прострации, ослепленный своей любовью, сержант зарядил колоду и теперь имел в руке четырех тузов.
К тому времени, когда лайнер опустился на поле Гранд-Централа, Чарли с помощью Линды потерял четыреста тридцать долларов: двести пятьдесят в первой сдаче, остальные потом по мелочи.
— Мне очень жаль, что я не могу оплатить проигрыш немедленно, — гордо заявил он, расстегивая ремни безопасности. — У меня при себе всего десять долларов. Но если вы поверите в долг, я непременно…
— Это не срочно. Когда-нибудь оплатите. И, черт возьми, возможно, я их вам верну обратно.
— Так было бы лучше всего! — раздался голос в проходе.
Пожилая женщина, которой принадлежал голос, уклонилась от вопросительного взгляда Гриста, словно боясь замараться, и сжала руку Линды.
— Моя тетя Виктория, — объяснила девочка. — Она видела, как вы играете в покер, и полагаю, слышала ваш разговор о деньгах.
— Она мне не нравится.
Грист поработал локтями, чтобы опередить старую женщину, и протолкнул Чарли к выходу. У подножия трапа их встречала мисс Эплтон в совершенно штатском виде: сквозь тонкую вуаль розовой кисеи проглядывала розовая же кожа. Пышные рыжие волосы поддерживались ободком из зеленого бархата, усыпанным камнями блекло-желтого цвета, похожими на оливин. Увидев ее, Чарли почувствовал облегчение.
— Вы последние. Все остальные уже ждут, чтобы вас поприветствовать.
— Разве вы не говорили, что будут фотографы, телевидение и все такое прочее? — возмутился Грист. — Я здесь исключительно ради рекламы лагеря Оверкиль.
— Ах, да, — ответила рассеянно мисс Эплтон. — Но это нелегко устроить: военное время и так далее… и вы прибыли столь поздно… Линда! Радость моя!
Тетушка Виктория, похожая в этом отношении на Гриста, ни на минуту не могла забыть о своих обязанностях.
— Дорогая мисс Эплтон! Какое очаровательное платье!
Ни одной фразы она не произносила без того, чтобы не создалось впечатление, что она сама придумала, по крайней мере, одно слово из нее.
— Вы знакомы?
Грист и тетушка Виктория хмуро поглядели друг на друга.
— С кем? — спросила тетушка Виктория.
Завершив представления, мисс Эплтон повела их к лифту, связывающему открытую посадочную площадку с подземными переходами. На поверхности острова дорог почти не было. Пространство полностью отводилось под сельскохозяйственные культуры. Все известные виды фруктов и овощей выращивались на гидропонных фермах, созданных в развалинах, оставшихся после взрывов de la fin de siècle[2], и каждый месяц к уже имеющимся добавлялись новые мутации, превосходные по своей питательной ценности и вкусовым качествам. Никакая другая область Северной Америки не подверглась такой интенсивной бомбардировке во время краткого политического кризиса конца прошлого века, и Новый Нью-Йорк сделался основным сельскохозяйственным центром континента, несмотря на свое периферическое расположение.