Войдя в кафе, я сразу напоролся взглядом на барменшу. Она мило улыбнулась и приглашающим жестом указала на свободный столик.
«Вот ее как раз и повезу домой...», - решил я, ответно улыбаясь, и опустился в мягкое кресло. Пока ждал официантку, обсматривал посетителей и книжные шкафы.
И тут со мной чуть нервный припадок не случился: по диагонали от меня сидела Полина.
Меня точно ледяным душем окатило, а потом стало невыносимо жарко. Притаившись, я замер, наблюдая за девушкой. Вот, оказывается, как она одевается, когда не на работе... Двуличная какая, однако.
Полина сидела, закинув одну ножку за другую, в темно-коричневых колготках, в замшевых сапогах на высоком тонком каблуке, в бежевом обтягивающем шерстяном платье-футляре с мягким объемным воротом-хомутом. Синие глаза были подведены гораздо ярче, чем в рабочее время, а ее аккуратная короткая стрижка, с привычно забранными за уши волосами, теперь представляла собой творческий белобрысый беспорядок. Мягкие, непослушные, завитые пряди игриво падали на лицо, оттеняя скулы и ярко накрашенные губы.
Как с обложки или экрана... Разве такие бывают?..
Не знаю, на сколько я завис, но мой рот как-то на удивление быстро наполнился слюнями, и как только я попытался их сглотнуть, то сразу же подавился. Больше всего я не хотел, чтобы Полина обернулась, услышав мои сдавленные откашливания, и вообще, как я ей объясню свой вечерний променад и посещение данного заведения в век, когда все нормальные люди читают книжки в электронном формате? Но, постойте... а она-то что здесь делает? Разве ей не нужно готовить ужин и стелить постельку своему распрекрасному Аркадьевичу или как там его?
Тихонько отойдя за книжный шкаф, я достал телефон и набрал ее номер.
Боже, сколько раз моё сердце ёкало, когда я звонил ей, но еще ни разу оно не скакало галопом, победно ликуя. Почуяв жертвенную кровь, я вцепился в возможность всеми своими когтями и клыками.
- Добрый вечер, Полина, - поздоровался я, улыбаясь от уха до уха, когда прижавшись спиной к книжным полкам, украдкой выглянул в зал.
- Да, добрый вечер, Эрнесто, - ответила она спустя минуту разглядывания вызова на своем телефоне.
- Я не отвлекаю вас?
- Нет, нет...
- Ну, просто время уже позднее, у вас же семья, как-никак. Так вы поговорили с супругом насчет командировки?
- А... да, поговорила.
- И как решился вопрос?
«Давай, детка, скажи мне, что он не возражает. Значит, нет у тебя никого, что и требовалось доказать! А если скажешь, что муж возражает, то останешься без премии и на невыгодных условиях отработки. Ну, выбирай...», - внутренне злорадствовал я.
- Я вынуждена отказаться, Эрнесто, - произнесла она, и всё во мне оборвалось в тот момент. С одной стороны это свидетельствовало о том, что она - редкая женщина, не подвластная меркантильным интересам, а с другой... я ей не нравлюсь, и она не собирается проводить со мной время ни здесь, в Москве, ни в сказочном рождественском отеле в Чехии.
- И по какой же причине? – выдавил я из себя.
- Я уже озвучила эту причину сегодня. Мне бы не хотелось огорчать любимого человека. Я думаю, вам, как женатому мужчине, это должно быть понятно. Уехать на все праздники, оставить мужа... А вы, как вы уедете без жены, простите за любопытство?
- Моя жена прилетит в Чехию, но чуть позже, - глухо отозвался я, чувствуя, как меня достала эта отравляющая ложь, но я уже не мог пойти на попятную. Это выглядело бы ребячеством с моей стороны.
- Ах... вот оно как... – вздохнула Полина. – Прекрасно. Значит, вы сами не бросаете жену на рождественские праздники, а мне предлагаете так поступить?
- Нет, я понимаю и принимаю ваш отказ.
Мы помолчали минуту, после чего она заявила:
- Мне пора, ужин стынет, мы сейчас собираемся ужинать. Муж ждет.
И тут меня взорвало!
- Конечно, - ядовито процедил я, делая ее фото и отсылая ей его. – Не смею вас больше задерживать. Мои извинения вам и вашему супругу.
Вернувшись на своё место, я скрестил руки на груди и, ожидая реакции, раскинулся в кресле.
Сначала Полина уткнулась в свой телефон, прибрав знакомым, нервным движением волнистую прядь за раскрасневшееся ушко, затем дернулась, подскочила, обернулась и тотчас заметила меня.
А я заметил вторую чашку на ее столе и... Петровича, отца Инги, уверенно идущего из туалетной комнаты по направлению к столику Полины.