Перешли за угол дома. За углом стояли высокие баки с пищевыми отходами.
Господин достал портмоне, стал копаться в мелочи.
— Вот, — он протянул Феде три монеты. — Здесь шестьдесят копеек. Мне совсем чуть-чуточку.
Федя вытащил из кармана стакан, обтёр его изнутри полой пиджака, откупорил бутылку и отлил немножко в стакан. Посмотрел. Подумал и, в результате размышлений, аккуратно отлил половину стакана обратно в бутылку.
— Держи, — сказал он, протягивая. — Тут ровно на шестьдесят.
Господин взял стакан и пошёл.
— Э! Ты куда? — удивился Федя.
— Домой. Мне собаке надо компресс сделать. Её кошка оцарапала, — объяснил господин.
— А стакан? Что он тебе, дары природы? Он, между прочим, денег стоит.
— Сколько?
— Полтинник.
Господин снова покопался в своём портмоне. Достал пятьдесят копеек. Отдал Феде и ушёл.
— От жлобяра! — возмутился Федя. — Собака, значит, — из стакана, а люди — из бутылки.
Он отметил ногтем свою долю. Выпил. Проверил. Сделал ещё два глотка, после чего протянул Никитину.
— На!
— Ой! Как-то я не могу, — смутился Никитин.
— А ты вдохни воздуху, — проинструктировал Федя.
Никитин послушно вдохнул.
— Задержи!
Никитин задержал.
— Пей!
Никитин сделал несколько глотков.
— Выдыхай!
Никитин закашлялся.
— Нюхай!
Федя достал из кармана пыльный кусок огурца, сунул под нос Никитину, подержал и положил обратно в карман.
— Ну как? Разлилось? — заботливо спросил Федя.
Никитин прислушался к себе.
— Разлилось, — неуверенно сказал он.
— Может, ещё сбегать? — предложил Федя.
— Спасибо. Не стоит. Вообще-то я не пью… — сознался Никитин.
— Я тоже.
— Нет, правда. Это я только сегодня. Для храбрости.
— В суд, что ли, вызывают?
— Да нет… Представляете… её окно прямо против моего окна. И вот ночь. Звезды. И она играет из «Щелкунчика» танец феи Драже.
Никитин стал перебирать в воздухе пальцами, показывая, как она играет.
— Вот и у меня драже, — сказал Федя. — Давай ещё бутылку возьмём.
— Сейчас подумаю.
— Подумай, — согласился Федя.
— Нет! Не надо! Все! — Никитин решительно рассёк рукой воздух. — Не боюсь! Вот сейчас встану и пойду!
— Куда? — не понял Федя.
— К ней.
— В гости? — уточнил Федя.
— В гости!
— А что ж с пустыми руками! Надо бутылочку купить!
— Идея…
— Бутылочку и банку шпрот, — Федя усовершенствовал идею.
— Духи! — растолковал Никитин. — Как же я сам не догадался…
Перед прилавком парфюмерного магазина стояла одна только женщина, но Федя, не умеющий ждать в очередях, отодвинул её плечом.
— Простите, — извинился он. — На самолёт опаздываем.
Женщина посмотрела на Федю в вегоневой старушечьей кофте, потом на Никитина в изысканном замшевом пиджаке, и на её лице проступили следы усилий: видимо, она пыталась объединить этих двоих в одну компанию, но у неё не объединялось. Женщина пожала плечом и отошла от прилавка.
— Скажите, пожалуйста, какие у вас самые лучшие духи? — спросил Никитин у продавщицы.
— Тройной бери, тройной, — подсказал Федя.
— «Клема», пятьдесят рублей, — ответила продавщица.
— Сколько? — не поверил Федя.
— Пятьдесят, — невозмутимо повторила продавщица.
— Что? Да за такие деньги я сам в коробочку залезу!
— Вряд ли купят, — усомнилась продавщица, оглядывая Федю с ног до головы, со спортивных кед до потёртой макушки.
— Вам платить или в кассу? — спросил Никитин.
— В кассу.
Никитин подошёл к кассе. Федя устремился следом.
— Не балуй её, Женя. Не балуй. Она тебе потом на голову сядет. Бери тройной. Все из одной бочки. Поверь…
— Она арфистка, — произнёс Никитин и поднял палец.
— Артистка… — с пренебрежением повторил Федя. — Знаю я их. Им чёрную икру и брильянты подавай. А где ты ей брильянты возьмёшь? Ты кем работаешь?
— Математик.
— И я математик. Вот и считай…
Никитин тем временем расплатился, отдал чек и получил «Клема» в изумрудной коробочке.
Федя понял, что дело сделано и уже ничего нельзя переменить.
— Красиво, — похвалил он. — Обмыть надо.
Ресторан «Гавана» был оформлен изнутри всевозможными циновками, деревяшками, с учётом латиноамериканского фольклора. Сплошные экзотические занавески полностью скрывали широкий Ленинский проспект за окном, и у Никитина было впечатление, что он не в Москве, а в Гаване.
Певица за окном пела «Бессаме муча», что значит «целуй меня, девушка».
— Сколько прекрасного заложено в людях, — философствовал Никитин. — Взять хотя бы нас. Ведь мы же совсем не знакомы. А как вы ко мне отнеслись… С каким участием…
Федя скромно подвинул Никитину тарелку с салатом.
— Или вот, — продолжал Никитин, поставив локоть в тарелку. — Валерий Феликсович — член-корреспондент. Член четырех королевских обществ! Я его спрашиваю: подходит галстук? А он мне пиджак дал. А почему? Потому что он по-настоящему интеллигентен. Ведь что такое интеллигентность? Это не количество знаний. Сейчас все все знают. Настоящая интеллигентность — это доброжелательность! Каждый человек прекрасен до тех пор, пока он не докажет тебе обратное. Вот мы с вами, в сущности, не знакомы. А вы проявили ко мне доброжелательность: время теряете, слушаете меня. Потому что вы — по-настоящему интеллигентный человек.
— Я такой, — согласился Федя. — А этот жлоб…
Собака… Собака, значит, — из стакана, а люди — прямо из бутылки. Не люблю я таких людей! Не уважаю!
— Я тоже, — легко согласился Никитин и выпил половину фужера.
— И начальник твой жлоб! — разоблачил Федя. — Всучил пиджак, а теперь всю жизнь попрекать будет.