Прикосновение — и это слабо сказано. Но я не чувствовала неприязни или паники. Мне не хотелось отодвинуться — даже, скорее, наоборот — прижаться сильнее, откинуть голову… Я вдруг ощутила, как сильно соскучилась по телесной близости…
— Как вы догадались, что я смогу… так… — ошеломленно спросила я.
— Использовал тот же метод, что и при написании книг, — представил себя на вашем месте, — сухо — по сравнению с моим расслабленным, зачарованным тоном — ответил Граф — и это несколько отрезвило меня.
— Любопытно, — я улыбнулась.
— Ну, представлял с точки зрения боязни прикосновений, — пояснил Граф и, кажется, в его голосе тоже проскользнула улыбка. — Мне, который стал вами, не нравилось, когда меня касались руками. От прикосновений кожи к коже буквально передергивало. И вот так, перебирая варианты, я пришел к тому, что спина к спине, да еще и через куртки — это может прокатить.
— Прокатило, — согласилась я, невольно прижимаясь к нему сильнее. — И когда вы успели все это представить?
— Пока вы запивали вином пикантные подробности отношений Глеба и Ланы… Не мерзните?
— Неа.
А потом нас окутала тишина… Как же все-таки по-разному ощущают люди одни и те же моменты. Мне было спокойно и приятно — я впервые испытывала такое чувство рядом с Графом. А Граф, тем временем, вовсе не наслаждался видом дрожащей лунной полоски. Вовсе не думал о нашем прикосновении.
— Я знаю, что вы в моей жизни появились не случайно, — он выделил ударением мое имя, и я поняла, что волшебство исчезло.
А еще я поняла, что, возможно, именно ради предстоящего разговора и была спланирована эта поездка.
— …Только не догадался еще, с какой стороны дует ветер. Кому я насолил настолько, чтобы вместо удара битой по затылку получить в компанию на ночь прекрасную незнакомку? Кому нужна такая изощренная месть? — он сделал паузу, словно и в самом деле надеялся получить ответ, а я зажала переносицу пальцами, потому что из-за вина стала чересчур восприимчива к попыткам обвести меня вокруг пальца. — Вас лично я не обижал. Может, вашу подругу? Друга? Кого-то из родственников? Но ваша фамилия мне не знакома, — бесстрастным тоном продолжил размышлять Граф. — Ради подруг обычно не рискуют настолько, чтобы попасть в тюрьму, — вы же не решили, что уже избежали этой участи, верно?.. И вариант с приятелем тоже отпадает — вы не влюблены. Это видно по вашему поведению, взглядам. Вы ко многому готовы — у вас почти нет сдерживающих факторов…
— Вы очень умны, Граф. Но не ищите в моей истории простых ответов, — выпутываясь из пледа, говорю я.
Граф поднялся следом. Теперь он ничем не напоминал того галантного, заботливого мужчину, который привез меня сюда.
— Вы же не можете не знать, что меня преследовал мужчина с разорванным ухом? — Казалось, Граф едва сдерживается, чтобы не встряхнуть меня за плечи. — Может, и сейчас преследует, просто не явно — так же, как и ваших героев… Некоторое время этот мужчина заставлял меня испытывать не слишком приятные эмоции. Я знал, что могу проснуться среди ночи, выглянуть в окно — и увидеть, как блестит в лунном свете рама его мотоцикла. Давайте поговорим об этом мужчине, Шахерезада.
— Всему свое время, Граф.
Бумер, кафе, пляж, пледы, прикосновение… Вот и ответ — он просто поменял тактику. Неужели я выгляжу настолько одинокой, что должна была купиться на это? Мне все еще было не по себе от того, с какой ловкостью Граф меня разыграл. А прикосновения к душе я переношу куда болезненнее, чем к телу.
— У моего терпения есть передел, Шахерезада, — Граф сжал кулаки — я не видела, но слышала, как скрипят его перчатки.
— У терпения любого человека есть предел, — я хотела произнести это легко, с тонким налетом иронии, но эмоции просочились, — и получилось резко, даже зло.
— Послушайте, Шахерезада…Что-то в вас и вашей истории, несомненно, меня привлекает. Но куда больше — раздражает. Особенно, ваша манера, отвечая на одни мои вопросы, плодить другие. Когда есть лишь вопросы — и нет ответов — рано или поздно это начинает надоедать…
— Вы сказали — раздражать.
— Раздражать и надоедать! — повысил тон Граф. — Если в ближайшее время вы не научитесь вызывать во мне другие чувства — однажды обнаружите дверь моего дома закрытой.