А потом события вечера совершают еще один неожиданный поворот. Музыкант поднимает руки над головой, чтобы ударить палочками друг о друга, — и я замечаю на внутренней стороне его предплечья знакомую татуировку.
Всплескиваю руками и качаю головой — я не могу поверить, что так легко обманулась. Но татуировка связывает между собой другие ниточки, и становится понятно, почему меня так волнует улыбка этого незнакомца, почему так завораживают его движения.
За ударной установкой орудует палочками Граф.
Но, наверное, теперь его стоит называть иначе — настолько он не похож на себя. Парик, очки, другой стиль одежды и поведения, хобби, о котором я ничего не знала… Хотя… Персонаж его книги «Набережная, 13» подрабатывал ударником в рок-группе — могла и провести параллель.
Но не провела. Не узнала. Обманулась. Чего же хотеть от незнакомых людей — жертв его историй — если даже я приняла его за другого человека?
Граф — не писатель. Он — лицедей. И это делает его еще более привлекательным.
Улыбка не сходит с моего лица всю дорогу до дома Графа. Паркуюсь на том же «секретном» месте. Собираюсь бросить письмо в почтовый ящик, но передумываю — и всовываю в дверную щель. Очень уж хочется понаблюдать, как Граф будет его читать. Возвращаюсь в машину и включаю радио — легкую, приятную музыку под стать моему настроению.
Очень осторожно, постоянно напоминая себе, что мыслю гипотетически, но Я раздумываю, а не взять ли судьбу в свои руки. Может быть… допустим… я попрошу его подарить или продать мне кольцо. А он — и такой вариант возможен — согласится. Граф же почти не носит его — по крайней мере, я ни разу не видела — если не считать того рокового интервью на телевидении.
Раньше у меня бы и мысли не возникло — просто попросить. Но Граф оказался лучше, чем я думала. Добрее. Искреннее. И, возможно, он тоже что-то чувствует по отношению ко мне — иначе к чему эти еженочные страдания на кухне?..
Как ни странно, Граф возвращается минут через двадцать после того, как я оставила письмо.
Выходит из такси… и подает руку… женщине… Той самой блондинке из клуба.
Он машинально засовывает письмо в карман куртки, не обращая на него никакого внимания.
Я откидываюсь на спинку сидения.
Ничего не понимаю.
То есть, конечно, какие-то мысли есть, но я пытаюсь вытеснить их другими. Придумаю причины, по которым эта женщина могла оказаться сейчас в доме Графа, но реальность не оставляет сомнений.
Они почти сразу оказываются на кухне и останавливаются на том же самом месте, где я кормила Графа креветками. Блондинка уже без пиджака, в платье на тонких шлейках. Она запрокидывает голову, когда смеется, кокетливо пожимает обнаженными плечами. И вовсе не отстраняется — даже не замирает — когда на ее плечо, словно случайно, в порыве разговора — ложится ладонь Графа.
Граф возится с пробкой от бутылки шампанского. Пробка выстреливает, пена проливается на его руки. Граф озирается — видимо, в поисках полотенца, — а блондинка его останавливает. Подносит к губам его ладонь и медленно, по очереди, всасывает его пальцы…
Как бы я хотела не видеть этого!
Отмотать бы события на три ночи назад, когда я впервые приехала сюда на арендованной машине. Нет. Лучше до того момента, как я потянулась к сейфу, чтобы украсть кольцо. Нет. Лучше еще дальше — на полгода, когда впервые услышала историю жизни моего отца…
Тогда я не сидела бы сейчас здесь, в темноте, смахивая слезы.
Не хочу смотреть на то, что вытворяет Граф, — но не могу оторвать взгляд.
Это — пытка.
Наказание за слабость. За эмоции.
За любопытство.
Если нравится подглядывать — будь готова к тому, что увидишь.
А я — не готова.
Граф передает бокал с шампанским гостье, гладит ее пальцы, сжимающие ножку бокала… Я так хорошо помню ощущение покалывания на коже, когда меня также касался Граф… Прикрываю глаза, чтобы справится с этим предательским теплом, которое разливается по телу, каждый раз, когда я думаю о прикосновениях Графа, — даже теперь.
Затем снова смотрю в бинокль — и сразу жалею об этом. Граф не теряет время зря. Он уже притянул блондинку к себе и теперь очень тщательно изучает ее губы своими губами. Подоконник закрывает мне часть обзора, но по тому, какие движения совершает Граф, я понимаю, что он кладет руки на ягодицы блондинки — и крепче прижимает ее к себе, углубляя поцелуй.
Девица запускает руки в волосы Графа, тянет его за пряди — и я хоть и не слышу, но явственно представляю стон, который срывается с ее губ, когда Граф прерывает поцелуй. Едва я успеваю перевести дыхание от боли и обиды, как Граф опускает шлейки ее платья и покрывает плечи женщины быстрыми, жаркими поцелуями.