— Тааак… — Глеб потер ладонями виски. Выпрямился. — Мне нужно ее увидеть.
Тень покачал головой.
Глеб подскочил к нему, схватил за грудки — но опомнился, отпустил.
— Я сдамся полиции. У тебя не будет со мной проблем. Но я должен с ней попрощаться.
Мотоциклист молчал.
— Последняя встреча, — твердо сказал Глеб. — Я заслужил ее.
Они долго смотрели друг другу в глаза — и, наверное, именно тогда и стало зарождаться между ними то чувство общности, сопричастности, которое через много лет переросло в дружбу.
Тень посмотрел на часы.
— Обработаем раны — и поедем.
— Черт с ними — с ранами!
— Тогда хоть перчатки мои надень, а то окажешься в полиции раньше времени.
…По аэропорту Глеб мчался, как в классических мелодрамах, — пробиваясь сквозь толпу, задевая локтями людей, опрокидывая чемоданы. Тень рассчитал все точно. Когда Глеб подбежал к зоне таможенного контроля, Ксения уже забирала с ленты свою сумку.
Стеклянная дверь закрылась — и Глеб потерял Ксению из вида. Вошел следующий пассажир — и Ксения снова появилась. Заметила его. Обмерла. Когда дверь открылась в следующий раз, Глеб показал Ксении на мобильный в своей руке — и прижал его к уху. Ксения спохватилась — и достала телефон из сумки. Приняла вызов.
— Тебе нельзя появляться на людях, — сказала она.
Глеб прикрыл глаза. К счастью, в этот момент дверь закрылась, — и Ксения не видела выражения его лица.
— Останься… — Глеб старался говорить как можно ровнее, но голос предавал его.
— Отпусти меня.
Глеб медленно покачал головой.
— Никогда.
— Отпусти. Я всегда буду в бегах, а у тебя все еще может сложиться.
— Это не тебе решать.
— Ты замечательный мальчик с хорошей судьбой, которую я не стану ломать.
— Я. Не. Мальчик! — выкрикнул Глеб. — Я не был им даже, когда мы познакомились. Я — мужчина, который может постоять за себя и за свою женщину! Не делай этого… — уже тихо произнес он.
— Все будет хорошо, Стрелок…
— Останься! Дай нам шанс!
— Подумай же, наконец! Ну, какое нас ждет будущее? Через пятнадцать лет ты станешь прекрасным молодым мужчиной, а в кого превращусь я, скрываясь по подвалам? В пятидесятилетнюю, замученную, морщинистую женщину. Ты либо сам уйдешь от меня, потеряв эти пятнадцать лет, либо останешься со мной из жалости — а это куда хуже расставания. Запомни меня такой, какая я сейчас… А если бы не эта история с картинами, ты бы запомнил меня шатенкой в ажурной маске, — и это было бы куда лучше. Посмотри, что со мной стало за пять лет…
— Ничего с тобой не стало!
Она выдохнула. Мученически улыбнулась.
— Стрелок… Милый… Я люблю тебя — по-своему… Но я взрослая женщина, я вижу куда глубже, чем ты. Ничего не выйдет. Мы не можем жить с тобой «долго и счастливо». Разве что умереть в один день.
— Я не нужен тебе. В этом дело?
— Да нет же, Стрелок! Но я не настолько эгоистична, чтобы тянуть тебя за собой на дно. У тебя только одна жизнь, Стрелок.
Но он не слышал ее.
— Ты же обещала, что будешь со мной! Помнишь? Ты же сказала, если я помогу тебе, мы останемся вместе.
— Нет, Стрелок, — теперь и ее голос дрогнул. — Я сказала, если ты поможешь мне, я отдам тебе кольцо. А ты — подаришь его нашему ребенку. Так все и случилось.
Глеб покачал головой.
Что за бред?..
— Кольцо было в той маленькой коробочке, которую ты сегодня нашел в шкафу…
Глеб, невольно опустив руку с мобильным, пытался справиться с глыбой мыслей, которая рухнула на него.
Ксения с трудом оторвала от Глеба взгляд. Но, когда сделала это, следующее действие далось ей уже легко. Она выбросила телефон в урну — и ушла.
Навсегда.
Вот за поворотом мой дом.
Выныриваю из-за кустов — и первое, что я вижу в темноте, — мелькание проблесковых маячков полицейской машины.
ГЛАВА 21
Это был обычный выходной день. Мы валялись на диване, смотрели телевизор. Папа лежал на боку, опираясь о локоть, и щелкал пультом, уже, наверное, по четвертому кругу перебирая каналы. Я сидела в позе лотоса и ложкой выцарапывала из банки остатки шоколадного крема. Комнату освещал лишь экран телевизора с мельтешащими картинками. Дождь барабанил в окна. Позевывая, я сожалела о том, что так быстро закончился шоколадный крем. Он всегда быстро заканчивается. Нужно покупать сразу несколько банок…
— Стоп! — скомандовала я папе, и он задержал палец над кнопкой пульта. — Это же Граф — писатель! Давай, послушаем, кого он довел до самоубийства на этот раз.
Я любила читать. Книги проглатывала — одну в два дня. Но из книг Графа читала только парочку. Он слишком жестко пишет, его Вселенская злость на людей льется из каждой строчки. Мой же любимый автор — Стиг Ларссон. То же не романтические комедии пишет, но все-таки… Только у Графа и без меня была армия поклонников и поклонниц. Людям нравится читать, как издеваются над кем-то, похожим на них.