— Да, в общем-то резону нет возвращаться из Бийска, — раскуривая папиросу, кивнул Звонарев.
— Вот что самое любопытное удалось установить о Лагунове. Сын, получив телеграмму о тяжелой болезни матери, оформил отпуск, но сел не в самолет, а на катер. На тот, где капитаном Мулл. Около суток плыл рекой и вышел в Борщанах. Видимо, пересел в поезд. Катер, поезд — так не добираются по вызову тяжелобольных.
— Погода летная была?
— Исключительно. Вылетел бы в обед, мог быть к вечеру у матери.
— Да. Это как из Сибири во Владивосток через Астрахань.
— Думаю, товарищ майор, он вез с собой что-то, а самолетом такое нет возможности провезти.
— Багаж у него был?
— Не удалось пока установить.
— А как вообще ты на этого Лагунова вышел? Чем он вдруг притянул к себе?
— Когда изымали моторы, он высказался. Вроде как безадресно. Но вот интонация... Как будто кому-то из стоящих рядом в назидание сказал.
— То есть заподозрил, что он об этих моторах заранее знал?
— Именно. Знал, кто совершил кражу, кто упрятал «вихри» между шпалами, и вот так принародно прочитал бедолаге мораль.
— А на самого Лагунова не подумал?
— Теперь что об этом. Установлено — его не было в Нежме. Позднее уже припомнил: как будто презрение проскользнуло у Лагунова к тому, кто такой мелочевкой занимается.
— Целая теория насчет единственной фразы, — задумчиво сказал начальник райотдела. Быстро добавил: — Нет, это хорошо. Тогда не исключено, что анонимка его рук дело.
Звонарев выбрал из кипы лежащих на краю стола папок нужную. «Краденые моторы на 2-м ШПЗ в 100 шагах от бытовки в сторону крана» — было написано на тетрадном в клеточку листке. Буквы вычерчены карандашом по линейке.
— Думаю, если мы заполучим образец почерка Лагунова, специалисты вряд ли что определят, но попробуем, — сказал майор, рассматривая записку. — Примем как аксиому, что он написал. Но зачем? Из желания и нам помочь и преступнику не повредить?
— Или третье. Личная выгода.
— Погоди, погоди, всего-то, что имеешь — не понравилась интонация. И уже такие далеко идущие выводы.
— Не одна интонация, — возразил Шатохин. — Сошлюсь все на ту же фразу его. Человек он думающий, взвешивать поступки умеет. Реалист. Жалуется воспитательнице, что родственников у него мало, и от последних уезжает за тридевять земель. Бийск — та же Сибирь. Не поверю, чтобы он там работу, подобную нынешней, не нашел. За те же деньги.
— Да, лесообработкой и в тех местах крупно занимаются. У меня там брат — директор леспромхоза. А что Лагунов до приезда в Нежму делал?
— Личного дела, как такового, нет. Отделу кадров не биография — рабочие руки нужны. Закончил техникум, полтора года работал электриком в СМУ, служил в армии. В каком СМУ — не указано. Трудовой книжки, диплома не предъявлял. Все данные со слов записаны. Но паспорт вроде в порядке.
— Хорошо. Что хочешь предпринять?
— Попытаюсь установить, как часто Лагунов встречался с Муллом. После их совместного вояжа до Борщан мне их знакомство не кажется шапочным. И очень прошу, Григорий Александрович, давайте сделаем запрос о Лагунове. Все о нем: была ли больна мать, если он так «торопился» к ней. И у матери ли он пропадал эту неделю?
— Ладно, — кивнул майор, — но раз уже возникло подозрение, будто Лагунов кому-то нотацию читал, нужно всех изучить, кто что из себя представляет. Займись этим. А Акаченок пусть пока поизучает связи Мулла с Лагуновым. Нет возражений?
5.
Установить поименно всех подошедших посмотреть, как милиция вытаскивает из-за шпал краденые «вихри», труда не составило. Во-первых, велся табельный учет рабочих, и Юров утром передал Шатохину список первой смены. Значилось в ней пятьдесят два человека, но половину сразу можно было исключить: бригада Басова работала в западном крыле территории, а это три с лишним километра, трое находились на бюллетене. Впрочем, Юров и без табеля мог перечислить всех. Память на фамилии и лица у него была отличной.
— Давайте вычеркну тех, кто ни за что и ни при каких обстоятельствах заниматься этим не будет. Красть то есть, — сказал начальник цеха. — Если, конечно, моему мнению доверяете.
— Сделайте одолжение.
Прямо в документе, составленном и подписанном табельщицей, Юров перьевой ручкой принялся быстро, с сильным нажимом, разбрызгивая чернила, зачеркивать одну фамилию за другой. Тут же пояснял свои мотивы:
— Эти у меня кадровые, честнейшие трудяги, с такими Магнитку строить... Этот ржавого гвоздя чужого не возьмет. У Суманеева своих моторов, как у нумизмата монет. Жена ругает, все в исправности, на ходу, а он все равно в год по одному, по два покупает. Тяга какая-то. Ну, нам до этого какое дело, пусть хоть в кадушку под гнет...