После того, как добровольный помощник оперуполномоченного прошелся по списку, кроме фамилии Лагунову, незачеркнутыми остались всего двое.
— Этих почему оставили? — спросил Шатохин.
— Видите ли, Дударев работник хороший, пилоправ он. Про себя я горой за то, что не он. А вот вам не сказать права не имею. Срок имел он за кражу мотоциклов и легковых машин. Наказание здесь отбывал. Да так и остался, женился на местной вдовой женщине. А вот Полукеев — этот с вашим ведомством вроде и в ладах, но скользкий какой-то. Так и зыркает, точнее слова не подберу. Чего зыркает — не пойму. Голова у него даже не плавно, а как на шарнирах, мелкими рывочками двигается. Нет-нет, не с медициной связано, озирается так характерно.
Начальник цеха хотел еще что-то добавить, но в тесный его кабинет-бытовку ввалилась делегация рабочих. Один из них, пожилой, с обветренным красным лицом, с порога голосом полным обиды выпалил:
— Александр Иванович, мы насчет дополнительных ста кубометров договаривались? Почему их бухгалтерия не оплачивает?
Разговор с начальником цеха был закончен. Юрову пора было заниматься производственными вопросами. Шатохину тоже засиживаться недосуг. Зна́ком он показал, что забирает табельный лист. Юров кивком разрешил, и Шатохин пошел из кабинета, слыша спокойный негромкий ответ своего недавнего собеседника:
— Не горячитесь, разберемся. Возможно, они отдельным нарядом пошли...
Около бытовки, пока Шатохин вел разговор, его, оказывается, поджидали. Не успел он отойти на десяток шагов, как к нему шагнул рослый мрачного вида мужчина средних лет с бросающейся в глаза татуировкой на тыльной части ладони правой руки.
— Я знаю, — не представившись, не поздоровавшись, сказал он, — ты на меня думаешь. Будто я эти чертовы моторы грабанул и в шпалу запрятал.
— То есть? — Шатохин удивился.
— Что то́ есть? Не нужно прикидываться. По всем статьям подходящ. Моторы брали наверняка из будок на берегу. Будки взламывали, да? А у меня прошлая судимость за угоны со взломом.
Шатохин догадался, кто перед ним.
— Вы Дударев? — уточнил.
— Видите, уже обо мне наслышаны, — перейдя на «вы», криво и угрюмо усмехнулся Дударев.
— Наслышан, — ответил Шатохин. Спросил: — Вас за угоны в свое время справедливо осудили, как считаете?
— Насчет этого претензий нет.
— Тогда какие причины сомневаться в справедливости?
Дударев постоял, обдумывая, махнул рукой. С той же угловатостью, с какой подошел, повернулся и зашагал прочь.
Шатохин долго глядел ему вслед. Затем направился к «уазику», возле которого медлительно, будто на уроке лечебной физкультуры, прохаживался сержант Гнездилов.
6.
Акаченок в райотделе появился после обеда. Ничего о прежних связях капитана «Костромича» с Лагуновым ему пока установить не удалось, зато он выяснил, что вчера Мулл одалживал лошадь у пасечника Курослепова. Старухи, жены пасечника, не было дома, проводила вечер за разговором да чаем у сватьи. Возвращалась в сумерках и видела Мулла едущим на их подводе. Она не удивилась, что старик дал лошадь, он добряк, всем, кто ни попросит, — бери, а Григорию тем более не откажет — сено с острова везти, к кому побежишь просить-уговаривать помочь. Но главное-то речь не о том; старуха видела на подводе вместе с капитаном парня, но описанию очень похожего на Лагунова. Бородка по крайней мере была, и, хоть и темненько уж было, глаза у старухи острые, рассмотрела — молод и ни на кого из местных не похож. Нежемских она, слава богу, в лицо всех знает.
Акаченок хотел преподнести добытые сведения весомо, а вышло путано. Он смутился, умолк, сожалея, очевидно, что не ограничился одной фразой: Мулл взял лошадь у пасечника и с парнем, похожим на Лагунова, поехал на ней.
— Часто он обращался к пасечнику? — спросил Шатохин.
— Да никогда. Зачем кобылка ему? Сено он на островах косит, катером перевозит и на машину перегружает. Дрова тоже на грузовике возит. А для хозяйственных мелких нужд — грибы, ягоды брать — у него тяжелый мотоцикл есть.
— Не объяснял пасечнику зачем?
— Плохо ты знаешь Григория. Станет он объясняться: нужна — и все. Даешь — давай, нет — прощай. Я его со школы еще помню, в одном классе учились, он всегда категоричностью отличался.
— Так, значит, брал он лошадь под ночь, а вернул?..