Запряжённый в телегу рыжий конь фыркнул и потянулся обнюхать бурого. Стукнув ещё пару раз молотком, старик закончил прилаживать колесо и поднялся, кряхтя и держась за спину.
— А ты, дочка, куда путь держишь?
— Я-то? Да тоже в Вонтшур. Дядька у меня там, лавку скобяную держит.
Старик уже забрался на козлы, мальчишка выбросил ветку и оседлал ослика. Вик ещё раз улыбнулся Мие и потрепал бурого по морде, тот дружелюбно ткнулся носом ему в шею.
— Давай-ка с нами до города? Можешь в телеге устроиться, в теньке, а я на твоём жеребчике прокачусь.
Предложение показалось слишком уж заманчивым. Вряд ли этот Вик умел читать мысли, но желание Мии вылезти из опостылевшего седла он и вправду угадал. До поворота к особняку благородного господина с его зверинцем был ещё день пути — так почему бы не провести его с удобством и в весьма приятной компании? Обхватив Мию за талию, Вик помог ей слезть с бурого и прижал к себе чуть сильнее, чем того требовалось, да и задержал в объятиях немного дольше, чем дозволялось любыми нормами приличия, но Мия и слова против не сказала — прижиматься к мускулистому телу и вдыхать его терпкий мужской запах было даже слишком приятно. Пожалуй, с каждым мгновением эта вылазка становилась всё лучше и лучше, а от некоторых мыслей о том, как может пройти грядущая ночь, по животу прошлась волна щекочущих мурашек.
В сравнении с седлом телега показалась едва ли не королевской каретой. На полу валялось свежее сено и груда мягких одеял, на которых Мия с удобством расположилась, полотняный полог надёжно укрывал от солнца, а сидевший на козлах старик — то есть дядюшка Гейб, как его звали, — всю дорогу травил байки, и убаюканная его монотонным голосом, а также тихим скрипом и мерным покачиванием напоминавшей громадную люльку телеги Мия пару раз проваливалась в сон.
Глава III. Девы и единорог. Часть III
Солнце уже клонилось к закату, когда они нашли хорошее место для ночлега, отъехав от главного тракта по узкой дороге, как видно, ведущей к одному из бесчисленных виноградников. Телегу остановили на небольшой, поросшей белым клевером полянке, невдалеке от которой журчал ручеёк, Вик, уже спрятавший свои роскошные мускулы под мешковатой рубахой, распряг и расседлал коней, стреножил их и пустил пастись, мальчишка, которого, как оказалось, звали Олли, пошёл собирать хворост, а Мие дядюшка Гейб выдал котелок с парой бурдюков и отправил к ручью за водой. Поднявшись немного выше по течению, она нашла укромное место, где смогла не только набрать воды, но и наскоро помыться. Хорошо, что хоть крови уже кончились и больше не было нужды набивать бриджи тряпками. Вернувшись на полянку, она повесила котёл на рогатину над уже разведённым костром.
— Садись-ка сюда, дочка, — дядюшка Гейб поманил её пальцем и похлопал по расстелённому одеялу рядом с собой, — поможешь мне овощи на похлебку порезать. Звать-то тебя как?
— Мель, — Мия опустилась на предложенное место, взяла в руки маленький ножик и, достав из полотняного мешка репу и несколько морковин, принялась их чистить.
— Мою бабку так звали. Хорошая она была, да ток сварливая. Всё ворчала да ворчала, да и поварёшкой двинуть могла. Ты-то, я гляжу, тоже девка боёвая, — он кивнула на лежавшую рядом с Мией саблю.
Она только рассеянно пожала плечами, но ничего не ответила. Не посвящать же случайных попутчиков в суть своих занятий.
— Так всё верно, дядюшка! Опасно путешествовать в одиночку да без оружия, тем более девице, — Вик тоже присоединился к приготовлению похлебки, сначала засыпал в котёл какой-то крупы, а затем достал из одной из сумок большой кусок солонины и принялся мелко её нарезать.
— И то правда.
— А вы чем занимаетесь?
— Мы-то? Да мы вот… Ездим от города к городу, показываем вот… Эй, Олли! — старик свистнул развалившемуся на другом одеяле мальчишке. — Ну-ка покажи Мель, что ты умеешь!
Олли, в ожидании ужина жующий сырую морковину, выплюнул огрызок, вскочил и подтянул штаны. Низко и несколько преувеличенно поклонившись, он вдруг сильно прогнулся назад, едва ли не сложившись пополам, упёрся ладонями в землю, а потом опустился ещё ниже, уже на локти, прогибаясь всё сильнее и сильнее, становясь похожим на какое-то живое колесо. Голова его проскользнула между расставленными ногами, и оказалось, что он уже лежит на траве, опираясь на неё шеей и грудью, а пятками сжимает свои уши. Олли засмеялся и помахал Мие рукой, а потом поднял ноги и широко развёл их над головой.
— Наш Олли навроде мальчика без костей, так его кой-где называют, — старик закинул нарезанные уже овощи в кипящую воду, вытер руки об рубаху и вдруг потянулся к Мие, — а у тебя, дочка, я смотрю, в ухе что-то застряло.