— Ну… вроде того, — говорить дядюшке, что больше Алетины она молится Демитии, Мия не решилась.
— То и верно, она таких боёвых, как ты, всегда защитит. Но ты и Мальтерию не забывай. Я-то вот, как мы ту столицу взяли, так и перестал ей молиться, так она меня и наказала. Мы ж ещё два года в Каланте стояли, а как отпустили нас, я вот домой вернулся, а жинка-то моя… Пока я солдатскими сапогами грязь месил, она с нашим старостой спуталась, тот и погнал меня из села, мол, у них уже своя семья, а я им не нужен, да и у деток новый отец. С тех пор вот и странствую, оболтусов этих подобрал да и…
Голос старика стал неразборчивым, он бросил плошку на землю, достал из-за пояса плоскую флягу, открыл её и сделал большой глоток. Резкий запах не позволил усомниться в том, что внутри была огненная вода, ну или что ей подобное. Мия подтянула колени к груди, обняла их руками и замерла, всматриваясь в танцующие перед ней языки пламени. Какая-то странная, тянущая тоска оплела её сердце, легла на плечи тяжёлым, шитым из стальных пластин плащом. Отчего-то рассказ дядюшки Гейба произвёл на неё слишком уж гнетущее впечатление, хоть и особой чувствительностью она никогда не отличалась. Про ту войну она толком ничего и не знала, да и не интересовалась никогда. Каланта лежала слишком далеко от Портамера, на северо-западе Тарсии, да Мие о ней никогда особо и не рассказывали, правда, калантийскому вроде как учили — и, на удивление, Мия хорошо его знала, пусть и поводов говорить на нём у неё почти и не бывало, в отличии от того же серенгарского. Но она вообще была способной к языкам, ей это часто наставники говорили.
Пока она сидела, словно заворожённая пламенем костра, Вик снял с рогатины котёл и вместе с пустыми плошками сполоснул в ручье, убрал их вместе с остатками провизии в телегу, а потом сел поближе к Мие.
— А у тебя глаза красивые, — парень протянул руку и тронул тыльной стороной ладони её щёку, едва касаясь провёл вверх, к скуле, и запустил пальцы в волосы Мии, — тёмные, а на свету будто золотом светятся. Прям как мёд.
— Спасибо, — она хихикнула, млея от его ласки, ощущая себя невинной девицей, украдкой сбежавшей из дома на тайное свидание с возлюбленным. — Значит, Олли у вас акробат, дядюшка фокусы показывает, ну а ты что умеешь?
— Я-то? Да многое, — Вик лукаво улыбнулся и продолжил перебирать её кудри, иногда слегка касаясь уха или шеи, отчего каждый раз по телу пробегала волна сладкой дрожи, во взгляде его явственно читалось, что говорил он не только и не столько о фокусах или ещё каком актёрстве. — Показать?
На удивление, после её одобрительного кивка Вик не повалил Мию на одеяло, не начал целовать и не засунул руки под рубаху, а наоборот, поднялся и пошёл к телеге. Конечно, впереди у них была целая ночь, да и дядюшка Гейб всё ещё сидел рядом, пусть и в полузабытье после выпитого клевал носом, иногда бормоча что-то нечленораздельное, но Мие на секунду даже стало обидно.
Вик вернулся от телеги с длинной, позвякивавшей звеньями цепью, на концах которой темнели какие-то полусферы, и тремя палками вроде факелов, достал из костра горящую ветку и отошёл шагов на десять. Рубаху он уже успел скинуть и снова щеголял с голым торсом, с этими бугрящимися на руках, груди и спине мышцами, увитыми выступающими венами предплечьями, сверкающей в отсветах костра бронзовой кожей и дорожкой золотистых волос, убегающей по подтянутому животу под пояс штанов.
Наверно, Мия слишком задумалась, залюбовалась его идеальным телом и пропустила тот момент, когда в руках у Вика словно зажглись два маленьких солнца и завертелись вокруг него. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что то не солнца и не упавшие с угольно-чёрного неба звёзды, и не какая-то магия — а жарко горящее пламя на обоих концах цепи, протянутой вдоль плечей Вика. Он ловко крутил цепь руками, плавно двигаясь словно в каком-то ритуальном танце, огненные шары выписывали вокруг него круги, дуги и восьмерки, рисовали во тьме замысловатые узоры, сыпали сотнями искр, гаснувших на самом подлёте к земле, и отблески этих шаров пятнами теплого света метались по полянке. Рыжевато-каштановые волосы парня мерцали золотом, поблескивали выступившие на коже капельки пота, и Мие показалось, что перед ней играет с огнём не какой-то бродячий артист, а само воплощение Сигорда, бога огня, воинской доблести, мужественности и отваги.
Внезапно подкинув цепь высоко в воздух, Вик подхватил её так, что она сложилась пополам, и в одной руке у него теперь пылали обе полусферы. Он поднял с земли те самые палки, по одной быстро поднёс к горящим ещё полусферам, сразу же подбрасывая в воздух, как только их обмотанные тряпками широкие части занимались огнём. Когда все три уже вспыхнули, он отбросил цепь и принялся жонглировать ими, бросая то выше, то ниже, закручивая то сильнее, то слабее, иногда заводя руки за спину или, наоборот, сильно разводя их по сторонам. Потом, подкидывая факелы высоко и словно бы немного вперёд, подошёл к самому костру, поймал все три почти одновременно, резко воткнул их в землю, склонился к Мие, подцепил её подбородок пальцами и зашептал в самое ухо: