— Ты молодец, справилась. Звать-то тебя как?
— Ная.
— А я Мия. А теперь лезь вниз.
До бурого они добрались быстро. Правда, приходилось постоянно подгонять Наю, которая без остановки жаловалась на то, что она устала, у неё болят ноги, руки и всё остальное. Мия к её мольбам оставалась глуха — они вовсе пока не спаслись, всего-то выбрались за стену поместья. Ещё чуть-чуть — и их начнут искать и снаружи, может быть, и с собаками. Фора у них, конечно, была, но с каждой секундой промедления стремительно уменьшалась. Удивительно, но малышка, наоборот, за всё время не проронила ни слова, только сопела и тяжело дышала. Добравшись наконец до мирно дремлющего бурого, Мия отвязала коня, закинула патронташ в одну из седельных сумок, подсадила Наю на лошадиную спину, сама залезла в седло, а малышку посадила перед собой, перекинув её ноги на одну сторону и крепко обхватив за плечи.
— Верхом ездила когда-нибудь? — Мия чуть обернулась к Нае, та только отрицательно качнула головой и шмыгнула носом.
— Вот ведь свалились вы мне на голову! Так, держись за меня обоими руками, а коленями обхвати лошадиный круп, уяснила? И цепляйся так крепко, будто если отпустишь руки — сразу сдохнешь, хотя так-то оно и будет. Ох, смилостивься над нами, Алетина, и поделись с нами силой твоей! — с последним словом Мия всадила пятки в бока бурого так сильно, что ноги прострелило болью, и конь сорвался в галоп.
Стоило по возвращению принести щедрый дар и Алетине — за то, что лес скоро кончился и они поскакали вдоль одного из виноградников по ровному травяному полю, под тусклым светом заходящего полумесяца и мерцающих звезд. Ветер трепал волосы и рвал дыхание, земля летела комьями из-под копыт, Ная позади хныкала, прижималась всем телом и впивалась в рубашку Мии с такой силой, что едва не порвала её. Мия же старалась сосредоточиться только на том, чтобы не выпустить из рук девочку, да и самой не вылететь из седла.
Миновав виноградник, они пересекли небольшую рощу и выехали к возделанным полям, тянувшимся, казалось бы, до самого тёмного горизонта. По звёздам Мия ориентироваться не умела, но, вспомнив дорогу, по которой они попали к особняку, старалась направлять коня в ту сторону, где, по её мнению, был юго-запад — так, чтобы можно было по широкой дуге выехать обратно к дороге. Бурый иногда сбивался на шаг, хрипел и мотал головой — но Мия неуклонно посылала его в галоп несмотря на то, что сама она донельзя устала и еле удерживалась в седле, вымотанная погоней, галопом и всеми ужасами этого дня. Затылок ей жгло ощущение близости преследователей, хотя и не слышала она ни криков, ни лая собак, да и вся ночь была такой тихой, покойной и благостной, что кошмар, оставшийся за стенами особняка благородного выродка Сибелиуса, казался нереальным, всего лишь смутной игрой воображения.
Поля сменялись рощами фруктовых деревьев, виноградники — каменистыми холмами и зарослями колючих кустов, с морды бурого во все стороны летела пена, а пальцы Мии впивались в повод так сильно, что казалось, она больше никогда не сможет их разжать. Когда небо на востоке начало бледнеть, а звёзды — тускнуть, они, объехав пологий холм, остановились наконец перед неглубоким оврагом, на дне которого журчала речушка. Еле удерживаясь на ногах, Мия выбралась из седла, посадила девочку на землю, пошатываясь сделала ещё пару шагов, упала на колени, и её вырвало.
Ная тоже кое-как слезла с коня и упала на траву. Справившись наконец с рвотными позывами, Мия легла на спину и раскинула руки, стремясь унять сердцебиение. Только оказавшись на земле, она поняла, что от бешеной скачки взмокла так, что рубаху выжимать можно было, колпак её куда-то делся, как видно, слетел с головы, и спутавшиеся волосы облепили шею и лоб. От земли тянуло холодком, и кожа сразу покрылась мурашками. Над головой безучастно мерцали звёзды, тишину летней ночи нарушал только плеск воды да щебет каких-то ранних птиц. Мия приподнялась, обтёрла раскрасневшееся лицо рукавом рубахи и принялась стаскивать сапоги.
— Что ты делаешь? — надсадным голосом спросила Ная.
— Если собаки взяли наш след, их нужно обмануть. Пойдём по реке вниз по течению, я поведу коня, а вы в седле поедете. Бурый нас троих долго не сдюжит.
Ная начала ныть, что она устала, больше не может ехать, хочет есть, пить, спать и умереть одновременно. От одних только слов о еде Мию снова вывернуло, уже одной только желчью. Утерев рот лопухом, она наконец встала и потащила Наю к коню.
— Я хочу передохнуть, ну пожалуйста! — протестующе заревела та.