У Мии перед глазами всплыл образ того трактира, в котором она недавно ночевала, и рябые, отёчные лица трактирных шлюх со следами недавних побоев. В рот она им не заглядывала, но их красот и без того хватало.
— Ты совсем тупая, да? — Мия сама не заметила, как вцепилась в ворот рубахи Наи и сильно тряхнула, так, что у той оставшиеся зубы лязгнули, — Что, всю жизнь собой торговать хочешь? А если тебя ещё куда продадут, ещё каким тварям, любящим смертельные забавы?
— А вот и не продадут! Буду Яю истовей молиться, он и защитит меня, он нас всех защищает…
— Что, помог тебе твой Яй, когда ты в клетке оказалась? А другим твоим товаркам? — перебила её Мия.
— Да отстань ты! — Ная, обиженно сопя, вывернулась из её хватки. — Ты сама-то чем меня лучше? Я-то Яю молюсь, чтобы он мужиков посылал подобрее, а ты — Демитии, чтоб тебя стража не сцапала! Ты-то можешь от своего промысла вот так просто отказаться, а? Что ты ещё-то можешь? Ничем ты не лучше меня, да и ноги ты бесплатно раздвигаешь, а я хоть что-то с того имею!
Ладонь рассекла воздух и с хлёстким звуком опустилась на щёку Наи с такой силой, что Мия сама скривилась от боли в руке. Ная отшатнулась и схватилась за лицо. Мия подумала, что сейчас она снова начнёт ныть и, может, заплачет, но та только зло посмотрела на неё, сплюнула порозовевшую от крови слюну и выкрикнула:
— Ну и катись в свой Портамер вонючий, а мы с девкой сами разберёмся, как нам жить! Без твоих указов!
С этими словами Ная развернулась, схватила растерянно смотревшую на них девочку за руку и пошла по обочине, загребая голыми ступнями дорожную пыль. Девочка бросила быстрый и какой-то робкий взгляд на Мию, но почти сразу же отвернулась и, опустив голову, поплелась вслед за Наей.
Мия так и осталась стоять рядом с бурым, тупо уставившись в удалявшуюся спину, разорванную, грязную рубаху, волосы, больше похожие на спутанную паклю, тощую руку, сжимавшую запястье девочки. Глухая, тёмная злоба стиснула её грудь, сжала горло, впилась раскалёнными иглами в веки. Ну и пусть проваливает! Нравится ноги раздвигать перед всякими уродами, нравится быть битой и замученной, готова ещё каким-нибудь тварям продаться, которые, может, из её шлюшьей шкурки захотят себе плащи пошить или на обивку диванов пустить — вперед, никто держать не будет! Такой шанс выпал, всё с начала начать и к своему гнусному ремеслу не возвращаться, а ей лишь бы новый бордель себе найти! Девочку вот только жалко, которой это девица влёгкую определила столь гадостную судьбу, да только Мия ничего для неё сделать не может. Ничего.
В бессильной злобе сжимая кулаки, она прижалась к лоснящейся шее коня, который неторопливо и методично объедал листья с придорожного куста. Солнце поднималось всё выше, карабкалось по безоблачному небу, обещая душный и знойный день. Пара слепней с низким гудением вились над крупом бурого, и он то и дело бил себя хвостом по бокам, пытаясь отогнать назойливых насекомых. Стоило побыстрее покрыть голову капюшоном плаща, чтобы не сильно напекло, забраться в седло и скакать в Портамер, пока её не хватился мастер. Мия раскрыла одну из сумок, вытащила из неё плащ, скользнула взглядом по сложенной на дне одежде, взятой на смену. А ведь в этих лохмотьях они далеко не уйдут, первый же встречный мужик, заприметившей на обочине двух девиц в разорванных хламидах, долго думать не будет и…
Она и сама удивилась тому полустону-полувою, который сорвался с её губ. Пытаясь сдержать рвущиеся наружу слёзы, Мия опустилась на землю, дрожащими руками достала кинжал из-за голенища и отрезала от подола плаща длинный кусок ткани, а затем стащила сапог и принялась распарывать его подклад.
Наю с девочкой она нагнала быстро и преградила им путь, остановив бурого прямо пред ними. Соскочив с седла, схватила Наю за грудки, встряхнула посильнее и, не обращая внимания на её попытки вырваться, заговорила:
— Значит так, заткнись и слушай меня. Ещё хоть слово скажешь — я тебя так отделаю, что твой офицерик тебе нежным скромником покажется, уяснила? Во-первых, одевайся, — она сунула в руки Наи свою сменную одежду, и та, хоть и смотрела на Мию с той смесью страха и растерянности, что делала её простое лицо особенно жалким, подчинилась без единого звука и принялась натягивать штаны.
— На тебя, Ная, мне насрать, а вот малышке жизнь я портить не позволю. Вот это, — Мия протянула ей маленький сверток из куска плаща, — в штаны спрячь, на поясе, на изнанке, потайной карман есть, носи там и никому не показывай. Там девять золотых. Да не пучь ты глаза, дурища, слушай. Про золото никому не говори и никому не показывай, если кто прознает — тебе головы не сносить, казнят за воровство у благородных. Потом перепрячешь, когда место понадёжней найдёшь. А вот этот золотой засунь за манжет рубахи, там тоже кармашек есть. Как приедете в Вонтшур, никуда не сворачивая, дуй в порт, там спросишь Кайла Рябого, он табачную лавку держит. Так вот кроме табака он чёрным меном промышляет, ты ему скажи, что тебя послала Мия-Кудряшка из Портамера, и дай этот золотой, он тебе его сменяет на двести серебра. Двести, уяснила? Ты считать-то умеешь?