Мия чуть слышно хмыкнула, но сразу же прикусила щёку и чуть сильнее сцепила пальцы. Интересно, что бы мэтр сказал по поводу чарострела в руках мало того, что неразумной, по его мнению, девицы, так ещё и столь незнатного происхождения, как она. Наверно, ей бы сразу в лоб какое-то заклинание прилетело.
— Так вот, дитя моё, думаю, что никто не отважится оспорить ту простую истину, что коли некий опасный и ценный… предмет попадёт в руки какого выродка без капли совести, морали и благородства, могущего применить его в целях столь ужасающих, что и вообразить страшно… До́лжно тем или иным образом предотвратить сию трагедию! Любыми… методами.
Все эти витиеватые рассуждения уже порядком надоели. Нет, Мия и на примере мастера давно привыкла к манерам благородных вести разговоры — ко всем этим намёкам, недомолвкам и хождению вокруг да около. Суть «щекотливого дела» ей в целом уже была ясна, осталось лишь уточнить некоторые детали. И она не собиралась уподобляться этим не в меру словоохотливым господам, так что спросила прямо:
— Прошу меня простить, достопочтенный мэтр, но могу ли я узнать, у кого и какую именно ценную вещь я должна выкрасть?
В ответ мэтр поджал губы и закатил глаза, мастер же шикнул и снова попытался пнуть Мию под столом, но она успела увернуться. В конце концов, разве не для этого её сюда позвали? Уж точно не для философских разглагольствований, не слишком-то ей понятных, и не для прочих рассуждений, как видно, столь близких сердцам этих благородных господ.
— Дитя, я бы предпочел не использовать столь грубые, я бы даже сказал, низменные формулировки. Это ни в коем случае не… воровство, упаси меня Длань, это… восстановление справедливости, если так можно сказать. Возможно, даже, правосудие — в самом широком смысле этого слова. Ведь, к сожалению, королевский суд здесь бессилен, а до суда Небесного… что ж, я смиренно надеюсь, что ты, дитя, станешь истинным карающим мечом небесного правосудия, и я буду молиться за то, чтобы Длань направила и укрепила руку твою.
— И кого же я всё-таки должна… покарать?
— Речь об одном… Ей-Длани, одно его имя оскверняет воздух.
— Мэтр Гиллеар. — любезно подсказал Ваган.
Глава V. Хаммараново отродье. Часть III
Услышав это имя, чародей скорчился, словно от острой зубной боли, и прикрыл глаза ладонью. Воспользовавшись этим, Мия зыркнула на мастера, тот как можно более незаметно продемонстрировал ей крепко сжатый кулак.
— Да, любезный господин, благодарю вас. Поверьте, всё это не доставляет мне никакого удовольствия. Я бы предпочёл никогда не вести этого разговора, но этот выродок, этот трупный червь, вылезший из выгребной ямы, он позволяет себе… Стремясь познать запретные, тёмные тайны, он зашёл слишком далеко, и самое время его остановить! Он собирает магические артефакты и свитки с древними рукописями, по его приказу его приспешники рыщут по всей Тарсии, да и по заморским государствам, в поисках… незнамо чего! Что он там может отыскать, какие затерянные во времени секреты, какие заклятья, которые заслуживают лишь того, чтобы быть похороненными и стёртыми из памяти навсегда? А если завтра этот подлец откопает нечто столь ужасное, что… Например, поднимет армию мертвецов или призовёт… В замке, которым он, между прочим, завладел хитростью и обманом, он обустроил чёрный алтарь и приносит на нём кровавые жертвы самому Хаммарану, да упасёт нас Длань от скверны его! Это хаммараново отродье плюёт на все нормы и правила, он…
Чем больше мэтр распалялся и сыпал проклятьями, тем больше Мие нехорошело, да и образ этого «хаммаранова отродья» вырисовывался всё чётче, и оттого нравился ей всё меньше. Какой-то старый хрыч наподобие этого Агиллана, засевший в неприступном замке и замышлявший там… Она так толком и не поняла, что именно он замышляет, но точно что-то дурное. А ей, значит, предлагается проникнуть в этот замок, который скорее всего охраняется магией, если не ещё чем похуже — не зря же мэтр говорил о поднятых из могил мертвецах, — и стянуть из-под самого носа у злобного колдуна…
— Простите, а что именно я должна у этого достопочтенного мэтра…
— Он не достопочтенен! — чародей едва ли не подскочил на своём диване и выкрикнул с таким жаром и страстью в голосе, что у него аж слюна изо рта полетела, после чего он закашлялся.