Внезапно подкинув цепь высоко в воздух, Вик подхватил её так, что она сложилась пополам, и в одной руке у него теперь пылали обе полусферы. Он поднял с земли те самые палки, по одной быстро поднёс к горящим ещё полусферам, сразу же подбрасывая в воздух, как только их обмотанные тряпками широкие части занимались огнём. Когда все три уже вспыхнули, он отбросил цепь и принялся жонглировать ими, бросая то выше, то ниже, закручивая то сильнее, то слабее, иногда заводя руки за спину или, наоборот, сильно разводя их по сторонам. Потом, подкидывая факелы высоко и словно бы немного вперёд, подошёл к самому костру, поймал все три почти одновременно, резко воткнул их в землю, склонился к Мие, подцепил её подбородок пальцами и зашептал в самое ухо:
— Поехали-ка с нами, красавица. Научу тебя жонглировать, а дядюшка — всяким его фокусам. Я тебе весь мир покажу, а по ночам любить буду, как настоящую королеву.
Она бы поехала. Правда, в этот миг, одурманенная его бархатистым голосом и щекочущим шею дыханием, ничего Мия не хотела больше, чем согласиться, путешествовать с ними по всей Тарсии, побывать и в картийских горах, и на калантийских равнинах, и в шумном, полном молодых студентов и почтенных профессоров Мидделее, и на заснеженных предгорьях близ Монтенэджа, познать все премудрости фокусов у дядюшки Гейба, и всю сладость любви Вика, если бы только… Если бы только она всецело не принадлежала Гильдии. Если бы на шее не висел мельничным жерновом долг в три сотни золотых. Если бы не знала она, какая судьба ждет любого беглого гильдийца, решившего, что можно плюнуть на гильдийский выкуп. Она бы обязательно согласилась.
Не дождавшись ответа, а может, приняв молчание за невысказанное согласие, Вик уже потянулся к её губам, когда дядюшка Гейб вынырнул из своего забытья, махнул рукой и толкнул его в плечо:
— Эй, а ну-ка руки от неё убери! Не порти девку!
Волшебство момента разрушилось. Мия смущённо отстранилась, Вик принялся затаптывать догоравшие угли костра. Пошатываясь и ворча себе под нос что-то о «наглом несносном мальчишке», дядюшка Гейб поднялся и велел Мие идти ложиться спать в телегу, а Вику — забрать одеяла и устроиться под кустами — и чтобы тот даже думать не смел «лапища свои бесстыжие к девке тянуть». Олли даже будить не стали — завернувшись в одеяло наподобие огромной гусеницы, он давно уже спал сном младенца.
В телеге Мия взбила сено и легла на него, накрывшись своим же плащом, дядюшка же, как видно, решивший словно рыцарь из сказок охранять её мнимую невинность, подложил себе под голову котомку и устроился рядом с козлами. Забавный он всё-таки старик и, как видно, очень добрый. А этот парень, Вик…
Мия повернулась на бок, подгибая колени к груди, и обняла себя за плечи. Наверно, повезёт той девице, которую он полюбит. Интересно, а могла бы она полюбить? Его или кого-то другого? А она вообще когда-нибудь кого-нибудь любила? Кажется, да, но это было так давно, что не только сами чувства, но и воспоминания о них почти стёрлись, истлели, облетели пеплом с раскрытых ладоней.
Имени его Мия и не знала, но в Гильдии все звали его Лисом. Может, за рыжевато-каштановый цвет волос, может, за хитрость и весёлый нрав, а может, и ещё за что. Был он красивым, сильным и широкоплечим, с ярко-голубыми глазами и задорной улыбкой — а ещё взрослым, опытным и уверенным в себе. Ей, мелкой крысёнке, ошивавшейся в порту вместе с Идой-Лошадкой, Булочкой и малюткой Тилль, Лис казался если не воплощённым божеством, то едва ли не особой королевской крови. Потребовалось всего-то несколько улыбок, пара нежных слов и требовательных поцелуев, чтобы она пошла за ним в один из амбаров в порту и там, на сваленных в груду старых, обтрёпанных парусах, распрощалась со своей невинностью. Он обещал, что больно не будет — но обманул. Было так больно, словно её пронзали обоюдоострым кинжалом или насаживали на кол. Мия даже подумала, что умирает, особенно когда увидела, как Лис любовался её кровью, размазанной по члену. Но она не умерла, а Лис даже сказал, что она лучше всех и они ещё повторят. Тогда, совсем молоденькая и глупая, она и правда думала, что это любовь, но иллюзия быстро развеялась. Лису она скоро наскучила, и он вроде как перескочил на другую крысёнку, а потом казнили Тилль — и Мие стало не до него.
Кстати, он тоже скоро погиб — зачем-то полез на крышу Морской торговой компании и сорвался. Стражники нашли его только под утро, распластанного на брусчатке — с перебитым хребтом, переломанными ногами и в луже собственной мочи. В Гильдии говорили, что после того, как его оттащили в застенки, он еще десять дней мучился, оглашая сырую камеру душераздирающими криками, пока Боги милостиво не забрали его истерзанную душу в Изначальный Свет — но Мию это даже не особо тронуло. Может, то и не любовь вовсе была, а так…
Незаметно для себя она заснула, погрузившись в зыбкий, тревожный сон, полный странных образов и ускользающих воспоминаний о том, чего никогда и не было. Ближе к утру, когда небо на востоке потихоньку начало выцветать в предвкушении рассвета, она проснулась и тихо, стараясь не разбудить дядюшку Гейба, вылезла из телеги сходить по малой нужде. На обратном пути она думала-таки приткнуться к Вику и провести с ним остаток ночи, но сон старика оказался слишком чутким, и он, свесив ноги с телеги и позёвывая, внимательно проследил за тем, чтобы она, никуда не сворачивая, вернулась досыпать на своё место.
Глава III. Девы и единорог. Часть IV
Мысль, как без риска попасть в особняк благородного любителя редкого зверья, посетила её за утренними сборами, под заливистые трели жаворонка и звон лошадиной упряжи. Пока они седлали лошадей, запрягали рыжего в телегу и собирали нехитрые пожитки, Мия обдумала все детали и не нашла в своем плане ни одного изъяна. А если всё пройдет так, как она задумывает, то ей даже никакие воровские хитрости не придётся применять. Главное — не пропустить нужный поворот, и для этого Мия села рядом с дядюшкой Гейбом на козлы.
Когда они подъехали к нужному месту, уговорить попутчиков свернуть к особняку было проще простого — оказывается, они и раньше выступали в поместьях благородных господ, правда, в этот раз вроде никуда сворачивать не планировали, но Мия наплела, что тетка её прошлым летом батрачила в зверинце господина Сибелиуса и видела, что у него какая-то бродячая труппа лицедействовала с музыкантами и фокусниками и, мол, уходили они с полными карманами серебра. Дядюшка Гейб и Вик переглянулись да и повернули коней на боковую дорогу, рядом с которой на деревянном столбе для удобства благородных гостей висел указатель.
Поместье благородного господина Сибелиуса расположилось едва ли не в чаще леса. Дорога к нему петляла под сенью массивных дубов и изящных клёнов, а сам особняк надёжно укрылся за сплошным каменным забором в полтора человеческих роста. Стало жутковато — что за постыдные секреты скрывает этот господин, раз ему потребовалось городить такие стены?
Массивные, окованные железом деревянные ворота оставались закрыты даже после того, как Вик несколько раз постучал в них сапогом, и они уже думали разворачиваться и уезжать, когда приоткрылась узкая калитка и из неё высунулось лицо стражника с перебитым носом и глазами навыкате:
— Неужто кто опоз… Вы кто такие ещё?
— Приветствуем, уважаемый господин! — дядюшка Гейб широко улыбнулся и подобострастно склонил голову. — Мы странствующие артисты, смиренно предлагаем любезному господину Сибелиусу…
Стражник не дослушал старика, злобно засмеялся и сплюнул на землю:
— Вон отсюда, голодранцы, нам тут своих представлений хватает!
Калитка с громким хлопком закрылась, дядюшка Гейб тяжело вздохнул, Вик озадаченно глянул на Мию. Не то чтобы ей стало стыдно — рассказывая про свою мифическую тётку, Мия почти что поверила в её существование, как и всегда это бывало с особенно удачной ложью. Да даже если бы её рассказ был сущей правдой — это же не значило, что их обязательно должны были пустить? Так что нет, стыдно ей не было, только досадно, что такой прекрасный план вылетел в трубу и теперь ей нужно будет как-то улизнуть от попутчиков, пробраться во владения господина Сибелиуса, ещё и через стену эту проклятущую перемахивать. Калитка снова приоткрылась, и из неё высунулся всё тот же стражник, только теперь с массивной аркебузой в руках. Он затряс оружием и выкрикнул: