И нырнула.
Уши слегка заложило, словно она и впрямь опустилась под воду. Всё, что удерживало её в реальности — скрипучая кровать, болезненно стягивавшие кожу швы, саднящая боль в колене, которое она ободрала в канализации, ласковые прикосновения подруги, горечь во рту и щекочущая нос книжная пыль, — всё стёрлось и отступило, утонуло в бархатистой тьме. На краткий миг всё вокруг словно бы перестало существовать — а потом перед мысленным взором ярко и отчётливо проявился вчерашний день, пропахшая травами кухня и ввалившаяся туда мать Лаккии.
Мия оттолкнулась от этого воспоминания и нырнула глубже.
Дни суетливыми чайками пролетали перед глазами, сливались в мерцающие потоки, из которых она выхватывала то одну, то другую сцену, но тут же отмахивалась от них, чтобы погрузиться ещё глубже. В какой-то момент незваным гостем перед ней появился глумливо ухмылявшийся чародей, с этой его кривой мордой и изуродованным магическими метками телом. Он протягивал Мие бокал вина, в массивном серебряном перстне отражались всполохи свечей. Она словно заворожённая смотрела на его руки с длинными пальцами и проступающими под бледной кожей венами, которые…
Она вся сжалась в пульсирующий комок ярости и что есть силы отбросила от себя этот образ.
И нырнула.
Она плыла в океане воспоминаний, на краткий миг заглядывая то в одно, то в другое, но нигде надолго не задерживалась. Мия понимала, что нужные ей моменты лежат на самом дне этого моря и ей не стоит отвлекаться ни на что другое. Правда, некоторые сцены из прошлого так и манили к себе. Мимо проплывали воспоминания о самых тёплых, самых приятных и нежных моментах жизни, которые ей так хотелось бы повторить, прожить их вновь и вновь, а может, и остаться в них навсегда. Но она отталкивалась от этих соблазнов.
И ныряла.
Пока одно из воспоминаний против воли не захватило её. То был не самый лучший, но и не самый худший момент её жизни, но определённо важный и, видно, от того казался сейчас таким ярким; он словно сам протянул к ней руки, уговаривая вспомнить о нём, пережить ещё раз…
Она не смогла сопротивляться.
Один из амбаров на задворках порта. Дощатая крыша, сквозь щели которой тут и там просачивались дождевые капли. Ящики с каким-то барахлом в углах, чадные масляные лампы, земляной пол, запах мокрых тряпок, гнили и застарелого пота. И человек двадцать вчерашних крысят, все не старше семнадцати лет. Их собрал здесь в этот день дядюшка Герин для того, чтобы представить тому, кого все гильдийцы с уважением именовали мастером. Нескольким самым умелым и сообразительным повезёт стать его подручными и выполнять так называемые «особые поручения». Поговаривали, что меньше чем за год такой работы можно собрать золота на выкуп, а за пару лет — столько, что и до конца жизни не истратишь. А те, кого он не выберет… Что ж, в порту для гильдийцев работа всегда найдётся. Но Мия в себе не сомневалась. Её-то уж точно выберут.
Она покосилась на стоявшую рядом Иду. Та нервно кусала нижнюю губу и теребила кончик косы. Оно и понятно — Иде надеяться не на что. Мие захотелось как-то её подбодрить, но этот секундный порыв оборвался на самом взлёте. Когда-то близкие подруги, они давно перестали ими быть, и Мия даже украдкой радовалась, что теперь их пути окончательно разойдутся.
Начинали они вместе. Когда-то их было трое, Мия, Ида и Булочка, а через пару лет к их крысячьей компании присоединилась Тилль. Но теперь, по истечению пятилетнего срока, до конца которого доживает меньше половины крысят, они с Идой остались вдвоём. Тилль давно казнили, а Булочку ещё в прошлом году спровадили в бордель, где, со слов старших, ей и было самое место. А теперь и им предстояло распрощаться с дядюшкой Герином и шагнуть в новую жизнь. Мия искренне верила, что она будет прекрасной, намного лучше, чем крысятничество.
Сначала, сразу после приюта, жизнь портовой крысёнки казалась ей вольготной и почти что свободной — делай что хочешь и когда хочешь, только сдавай раз в неделю дядюшке требуемую сумму серебром, которую в особо удачный день можно было и за один день раздобыть. Но Мия знала, что свобода та мнимая. А сейчас есть шанс получить настоящую.
Свобода.
Слово перекатывалось на языке шариком лоранской карамели, с корицей, перцем и орехами.
Все пять лет она не расслаблялась. Учила языки. Тренировала тело. Осваивала искусство притворства, обмана и маскировки. Вся пять лет она готовилась к этому дню.
Скрипучая дверь отворилась, и внутрь вошёл мужчина, по виду только-только сбежавший с приёма в королевском дворце. Под его длинным бледно-зелёным камзолом был надет расшитый золотой нитью жилет, а под ним — рубашка с многослойными кружевными манжетами и роскошным жабо. На застёжках и пуговицах сверкали драгоценные камни. Мия чуть сощурилась, всматриваясь в их блеск, и решила, что если бы их все сдать гильдийскому скупщику, то вырученных с того монет ей до конца жизни хватило бы. Мужчина опирался на трость с золотым набалдашником, а слуга в сером сюртуке нёс над его головой зонт. Мужчина остановился в центре амбара, достал из кармана жилета зеркало в изящной раме с костяной ручкой, посмотревшись в него, поправил уложенные в причёску золотистые локоны, окинул собравшихся скучающим взглядом, потом обернулся к Герину.
— Это все? — с явственным презрением в голосе спросил он.
— Да, мастер Ваган.
По выражению лица мастера можно было предположить, что шёл он на прием к какому-то благородному господину, а здесь оказался совершенно случайно, возможно, просто свернул не туда, хотя так-то в порту никаких благородных господ не водилось. И вот теперь он словно искал возможность разрешить это досадное недоразумение, не уронив при этом своего очевидно раздутого до неимоверных размеров достоинства.
— Что ж, — он поправил жабо и стряхнул что-то с манжетов, — сегодня я самолично выберу тех из вас, кто будет работать под моим началом. Может, есть желающие сразу отказаться от сего… сверхщедрого предложения?
Желающих не нашлось, все так и стояли на своих местах. Тогда мастер неспешно подошёл к парню с правого края — как назло противоположного от Мии. Она недовольно поджала губы и про себя выругалась. Мастер обратился было к одному из парней, но потом сделал пару шагов назад, ещё раз окинул всех взглядом и спросил:
— Которая здесь Ида?
Та сразу же выскочила вперёд, так что её светлая коса резво подпрыгнула. Мастер на неё даже не глянул, только процедил:
— Мне тебя настоятельно рекомендовали. — и махнул рукой к двери.
Ида тут же пошла туда, напоследок бросив на Мию какой-то холодный и надменный взгляд. По ряду ожидавших своей участи прошёлся шепоток. Мия почувствовала, как её ногти до боли впились в ладони, а внутри что-то оборвалось. Не может быть. Ида ведь… Никакими особыми талантами никогда не обладала, да и не спешила учиться. Да, она была ловкой и сильной, но не ловчее и сильнее других. И уж точно не умнее и не сообразительнее. Всё, что Ида умела, — это льстить, лебезить перед старшими и крутить хвостом перед гильдийскими мужиками — и чем больше власти было у тех мужиков, тем быстрее вился её хвост и выше задирались юбки. Мия почувствовала, как лицо перекосило гримасой отвращения.
Тем временем мастер с явственно слышимым в голосе пренебрежением опрашивал одного вчерашнего крысёнка за другим.
— Сколько языков знаешь? — спросил он какого-то парнишку.
Тот пробормотал что-то невразумительное, что даже чуткие уши Мии не уловили. А ведь она знала. Серенгарский в совершенстве, так, что по необходимости могла бы и какой-нибудь таар соорен прикинуться, а ещё баау, калантийский, и даже на каругианском, от которого язык в узел завязывается, знала десяток фраз. Если бы только мастер спросил Мию, а не этого дурачка портового. Тот тем временем перешёл к следующему, но тут же от него отпрянул.
— А тебя в приюте мыться не научили? — брезгливо проворчал он и, зажимая нос кружевным платком, быстро подошёл к следующей в ряду девице.
— В Верхнем городе когда-нибудь бывала?
— Д-да, м-мастер.
— Назови кратчайший путь от Дома Цветов до здания городского совета?
Девица не позволила себе нарушить молчание, и Мия услышала усталый вздох мастера. А ведь она знала. Она бы ответила. Да при желании она с завязанными глазами могла бы пересечь Портамер, проникнуть в Верхний город и ни разу не обратить на себя внимание стражи.