Было ли вообще это сраное зеркало? Может, это всё одна огромная ловушка, и сейчас она стремглав в неё несётся? Перед мысленным взором то и дело вставали картины изощренных пыток, уготовленных для неё чародеем, который, естественно, затеял всё это лишь для того, чтобы отомстить. А она так легко на это пошла. Мия крутанула чарострел в руке и, ловко поймав рукоять, прицелилась в угол комнаты, представляя там… Нет, так просто её не возьмёшь. Она не позволит…
С другой стороны, а вдруг он и впрямь сделал это клятое зеркало? Нет, Мия совсем не понимала, зачем бы чародею было это нужно, но всеми силами пыталась сохранить хоть каплю надежды. Ведь это был последний и единственный шанс увидеть своё прошлое, даже если после этого она сама умрёт. Что ж, хотя бы перед смертью она узнает правду.
Измученная этими мыслями, она уснула глубоко за полночь и несколько часов провела в полусне-полубреду, в котором без конца бежала от кого-то по узким, грязным улочкам незнакомого города и каждый раз её догоняли, ловили, хватали и делали с ней что-то столь жуткое, что в этот момент сознание милостиво её покидало, а потом всё повторялось вновь и вновь.
Проснувшись до рассвета, она тенью выскользнула из комнатки, заседлала отдохнувшего вороного и пустилась в путь. После ночной бури небо очистилось, а воздух стал таким холодным и прозрачным, что, казалось, звенел при каждом вдохе. Под проливным дождём дорогу развезло, но утренний холод подморозил грязевое месиво, и теперь оно слегка хрустело под копытами. Вороной мчался как ветер, хоть иногда и выказывал свой нрав, начинал артачиться, храпел и грыз удила, словно угрожая выкинуть Мию из седла, и ей приходилось прикладывать все возможные усилия для того, чтобы снова пустить его галопом. Шерстяной плащ нисколько не спасал от холода, и, хоть скачка разжигала кровь и согревала тело, стоило лишь остановиться, как начинал бить озноб.
То и дело её чёрной тенью настигало осознание того, что сегодня, когда она прибудет в поганый замок, как раз Хаммаранов день — день, когда солнце меньше всего светит и ночь самая длинная в году. Поговаривали, что где-то в Орене в этот день солнце вообще не поднимается над горизонтом, правда, Мия в такие небылицы особо не верила. Всё это казалось злобной игрой провидения, лишь подтверждавшей, что живой из замка ей не уйти.
Подъезжать к нему по главной дороге было непривычно. Ещё издали Мия приметила, что ворота в стене открыты и через ров перекинут подъемный мост. Её ждали. От одной мысли об этом потряхивало мелкими судорогами, и в животе всё завязывалось узлом. Приблизившись, Мия увидела и одинокого стражника, скучавшего на смотровом посту над башней. Кажется, он тоже её заметил, махнул рукой и скрылся в проёме. В попытке справиться с подступавшей паникой она со всей силой вцепилась в повод, так, что затрещала кожа перчаток для верховой езды. Если раньше у неё и была возможность передумать и развернуться, то теперь её не стало. И дай Алетина ей сил одолеть поганого колдуна и самой остаться в живых. И зеркало получить, если, конечно, оно вообще есть.
Перед въездом на мост вороной остановился и замотал головой. Мия его прекрасно понимала и полностью поддерживала — ей тоже совсем не хотелось приближаться к замку. Она чуть сощурилась и глянула на возвышавшуюся над ней стену.
— Доброго дня, госпожа! Проезжайте! — крикнул ей появившийся в воротах стражник и ещё раз махнул рукой.
Мия мельком оглядела его, но не заметила ни арбалета за спиной, ни чарострела в кобуре, да даже плохонькой сабли — и той не было. Она подняла голову и ещё раз обвела взглядом стену — но других стражников не нашла. Ну и хорошо. Если действовать быстро, то всё может получиться.
— Передайте мэтру, чтобы вынес мне то, за чем я пришла! — выкрикнула Мия.
Вороной под ней зафыркал, замотал головой и начал скрести копытом землю. Стражник похоже растерялся. Он ещё раз указал на проход внутрь, но быстро понял, что Мия не собирается двигаться с места, развернулся и скрылся во внутреннем дворике.
Потянулись минуты томительного ожидания. Чтобы не поддаваться панике, она сосредоточилась на своём дыхании, стараясь дышать глубоко и медленно, чувствуя себя раздуваемым ветром парусом. Через несколько таких вдохов и выдохов она успокоилась и ощутила небывалую ясность сознания. А вскоре в проёме ворот появилась высокая тёмная фигура. Мия сняла перчатки, откинула полу плаща и положила руку на кобуру с заряженным уже чарострелом.
Пройдя через ворота, чародей направился к ней. Одет он был, разумеется, во всё чёрное. Чёрные замшевые сапоги, чёрные брюки с высоким поясом, свободная шёлковая рубашка, с глухим воротом и широкими рукавами, на запястьях перехваченными узкими манжетами, по которым вилась тонкая серебристая вышивка. Гладкая ткань рубашки на солнце тоже отливала серебром, и переливалась при каждом движении. Мия поморщилась. Ни дать ни взять жук-навозник, ещё и в естественной среде обитания! Вместо мантии на нём был тяжёлый плащ с меховым воротником. Налетавший ветер трепал волосы чародея, в этот раз свободно лежавшие на плечах. Он остановился, смерил Мию взглядом и ухмыльнулся.
— А что же ты в этот раз на стену не полезла?
— Не было нужды, мэтр. Вы знаете, зачем я здесь. Отдайте мне зеркало, и…
«Я вас убью» — добавила Мия про себя, поглаживая пальцами рукоять чарострела.
— Твоё зеркало ждёт тебя в моей лаборатории, — со скучающим видом сказал чародей и отбросил с лица прядь волос, — так что проходи, не стесняйся. Или тебе нужно особое приглашение?
— Да что-то не хочу я внутрь заходить, — ответила Мия, мельком глянув на возвышавшиеся за его спиной башни, — вынесите мне зеркало, и покончим с этим.
— Если мне память не изменяет, ты, Ласточка, сюрпризы любишь. Так вот у меня для тебя тоже есть один маленький сюрприз — это зеркало стационарное.
— Станци… Что это за дерьмо?!
Внезапно налетел ветер, раздул полы плаща и сбросил с головы Мии капюшон, она вздрогнула, вороной недовольно заржал и переступил с ноги на ногу. А клятый чародей рассмеялся, покачал головой и ответил:
— Это значит, что его нельзя выносить из лаборатории. И вообще куда-либо переносить. Видишь ли…
— Ты мне этого не сказал! — перебила его Мия.
— А ты не спросила, — пожав плечами, ответил чародей, — так что если желаешь ознакомиться со своим прошлым — милости прошу за мной.
Глава XII. Пред зеркалом воспоминаний. Часть II
Тут он сделал приглашающий жест рукой, развернулся и пошёл к воротам. Мия ощутила, как по всему телу расползлись колючие мурашки. Может, от ветра, а может, от того, что её план, похоже, снова провалился. Конечно, она могла сделать это прямо сейчас. Выхватить чарострел и засадить свинцовую пуля в затылок этого кривомордого урода, а потом развернуть коня и нестись во весь опор, надеясь только, что у стражи и впрямь нет арбалетов или чарострельного оружия и что кони их не так резвы, как её вороной. Мия опустила ладонь на рукоять, но почти сразу отдёрнула, поправила плащ и поджала губы. Желание заполучить зеркало и узнать своё прошлое тлело под кожей. В конце концов, она может пристрелить его и в башне, и никакой рикошет ей не помешает! Она, кстати, почти сразу узнала у знакомых в порту, что это такое, да и тренировать меткость не перестала. Так что ни капли не сомневалась, что сможет одним выстрелом расколоть его гадкий череп.
Она глубоко вздохнула и тронула пятками бока коня, но тот с места не двинулся. Мия ткнула сильнее и хлопнула вороного по шее, на что конь только тряхнул гривой, но не шелохнулся. Чародей, уже подошедший к воротам, обернулся и, как ей показалось, с нескрываемым злорадством смотрел на её напрасные попытки сдвинуть коня с места.
— Да что б тебя! — ругнулась Мия, продолжая понукать вороного, но тот лишь заржал и забил копытом, порываясь встать на дыбы.
Может, ей стоило бы спуститься и провести коня по мосту, но Мия словно приклеилась к седлу и могла лишь ёрзать в нём с упорством, достойным лучшего применения, пытаясь заставить коня идти вперёд. Но всё впустую. От осознания того, что сраный чародей видит её унижения и наверняка потешается над ней, Мия чуть не взвыла. А уж когда он с кривой ухмылкой на лице вновь направился к ней, захотелось развернуть вороного и опрометью броситься прочь, забыв и про зеркало, и про всё остальное. Останавливало лишь то, что конь мог и не послушаться, и тогда она оказалась бы в положении даже более унизительном, чем сейчас.