После ужина семья собирается вокруг догорающего костра. Я не силен в аккордах, а Рейчел и ее братья играют на укулеле, словно инструмент – продолжение их пальцев. Правда, она не умеет петь – однажды она мне спела, и это звучало как плач дельфинов, – и мне приходится отдуваться за двоих. Мать Рейчел учит меня своим любимым песням, а я ее – матросскому фольклору.
За свою долгую жизнь я так часто оставался один, что уже не помню, каково это – быть частью семьи. Недели проходят в радостном возбуждении, и я едва не забываю, что райское блаженство не может длиться вечно.
Пока не возвращается страшная реальность, бьющая в уши, в глаза, в каждую проклятую клеточку тела.
Утром седьмого декабря японцы атакуют Перл-Харбор. С неба падают бомбы. Вокруг вздымаются стены дыма и пламени, словно бесятся раскаленные демоны, посланные, чтобы заклеймить нас болью. Вот я в казарме, а вот уже плыву среди обломков, вытаскивая людей из тонущего судна. Оттаскиваю моряков по горящей воде в сторону, чтобы их подобрали спасательные команды, и вновь плыву к горящему кораблю. В этот день погибают все мои люди, кроме двоих. Наконец я падаю на берегу.
После минутной передышки собираю остатки силы воли и, пошатываясь, бреду в библиотеку. Резко останавливаюсь – библиотеки нет, только почерневшее пожарище.
– Рейчел? – хриплю я.
Нет, ее здесь не могло быть таким ранним утром. Она приходит на работу позже… Только вот… она собиралась прийти пораньше, чтобы разобрать несколько коробок с пожертвованиями.
В сером воздухе порхают обгоревшие клочки бумаги. Один обрывок падает к моим ногам, рядом с оплавившимся от взрыва бейджиком. На нем видны буквы: Рейчел Уил…
Я вскрикиваю, падаю на землю, сжимая табличку с именем – все, что осталось от Рейчел, и вою, пока голос не срывается, а горло не начинает кровоточить. Легкие забиваются дымом и пеплом, и даже тогда я отказываюсь уходить с пожарища, с места последнего упокоения моей любви. Я пытаюсь поджечь себя, добавить свой труп к мрачному погребальному костру, однако спички задувает ветром, потом начинает моросить дождь, и Перл-Харбор меня не принимает.
Я лежу на пепелище, пока не появляется сам контр-адмирал Киммел, который вытаскивает мое тело из тлеющих останков библиотеки. Когда президент Рузвельт наградил пятьдесят одного человека, в том числе и меня, Военно-морским крестом за исключительный героизм в бою, я выбросил медаль в Тихий океан. Я ее не достоин. Я не смог защитить своих людей. Не смог защитить Рейчел.
Единственное, что я имею право хранить из Перл-Харбора, – это мрачное напоминание о моей несостоятельности: расплавленный бейджик с ее именем.
Себастьен
Ночью я просыпаюсь от криков. Я заснул на вахте, а такого никогда не бывало. Кто-то стучит в дверь рубки.
– Человек за бортом! Человек за бортом!
Сердце выпрыгивает из груди. Я выбегаю в шторм, поскальзываюсь на мокрой палубе. На судно обрушиваются порывы ветра с мокрым снегом, высокие волны бьются о корпус. Матросы уже включили ночные огни. У рейлингов стоит Пиньерос.
– Кто? – кричу в шторм.
– Меркульеф! Ловушка для крабов оторвалась и ударила его по голове.
На один кошмарный миг вспоминаю несчастный случай с Адамом. Ловушка весит восемьсот фунтов. И вновь ее жертвой может стать Меркульеф. Черт, если Колина ударило по голове, он, скорее всего, бултыхается без сознания в бушующем океане. Это гораздо хуже, чем нога Адама.
– Где? – кричу я.
Пиньерос указывает взглядом на черную пенящуюся мглу, похожую на взбесившееся морское чудовище. Колина не видно.
Я сбрасываю куртку. Пиньерос испуганно выпучивает глаза.
– Что вы делаете, капитан?
– Я за Колином.
– Нельзя, сэр! Вы утонете!
– Черт меня побери, если я оставлю его здесь! – кричу я, задыхаясь от мокрого снега, бьющего в лицо. Воспоминания о Перл-Харборе свежи в моей памяти, и мысль о потере еще одного члена экипажа в море для меня невыносима. Единственное лекарство – действие. Я стаскиваю ботинки и вглядываюсь в воду.
– Дайте мне как можно больше света!
Пиньерос колеблется.
– Скорее! – требую я.
Может, я и сумасшедший, но команда пока выполняет приказы. Пиньерос уходит, чтобы добавить света. Я ныряю.
Видимость почти нулевая. Ледяная вода бурлит. Я не чувствую себя бессмертным и в то же время знаю, что, если потеряю сознание от холода, мое тело все равно каким-то образом всплывет на поверхность, и команда сможет меня выловить. Проклятие всегда находит способ вмешаться, даже когда я хочу умереть. Сегодня такая неуязвимость очень кстати.