Стены украшены фотографиями дикой природы в рамках. Однако среди них нет стандартных снимков крадущихся львов и бегущих антилоп. Фотограф запечатлел особенные моменты. На одном фото изображена пара горилл в джунглях, дремлющих, прислонившись головами. На другом – тюлениха-мать с детенышами на льду, семья на фоне северного сияния. И самая поразительная фотография – воющий волк, который прикрывает лапами тело своего мертвого соплеменника.
– Невероятные снимки, – выдыхаю я. – Кто их сделал?
– Женщина, которую я любил, – отвечает после долгой паузы Себастьен. – Ее звали Эйвери.
Я чувствую укол ревности. Глупо, конечно, – он не может быть моей собственностью просто потому, что я его намечтала.
Моя реакция не остается незамеченной, потому что он добавляет:
– Это было как будто в другой жизни… Пойдем.
С этими словами Себастьен заходит в гардеробную размером с мою спальню в коттедже. Отодвигает в сторону плечики с темными джинсами – все аккуратно выглажены и висят, как в дорогом магазине, – и моему взору предстает секретная дверь: металлическая (видимо, огнеупорная), с панелью безопасности над ручкой.
Он начинает вводить код.
На меня вновь накатывает страх бесславной смерти в логове серийного убийцы.
– К-куда ты меня ведешь?
– Сейчас увидишь.
Сердце уходит в пятки, и я отступаю назад.
– Что-то мне не хочется туда идти…
Он вздыхает – в который раз за сегодня. Неужели я настолько невыносима?
Я вспыхиваю как спичка.
– С какой стати я должна доверять человеку, который решил отвести меня в запирающуюся на кодовый замок комнату с бронированной дверью, спрятанной в шкафу?
Выражение лица Себастьена смягчается.
– Код на двери – десятое июля, – говорит он. – Дата бала у Капулетти.
У меня отвисает челюсть. Я помню все подробности «Ромео и Джульетты», потому что они тесно сплетены с воспоминаниями о папе. Родители Джульетты устроили бал за две с лишним недели до ее дня рождения (и моего) – тридцать первое июля, накануне Праздника урожая. Значит, бал Капулетти состоялся в районе десятого июля.
Правда, это не объясняет, почему Себастьен использует дату в качестве кода.
Я забываю, что он может оказаться убийцей, и начинаю выдвигать теории одна нелепее другой: Джульетта была его детской литературной пассией (эквивалент увлечения знаменитостью для ботаников). Или мы с ним – родственные души, которых свела общая любовь к Шекспиру. Или, поскольку я придумала Себастьена, когда играла в «Ромео и Джульетте», именно так он появился на свет – полностью сформировавшийся на основе этой трагедии.
Тем временем настоящий Себастьен вводит в систему безопасности десятое июля по европейскому образцу: день предшествует месяцу: 10.07.
Замок со щелчком открывается.
– Видишь? Теперь ты знаешь, как попасть в комнату. А чтобы выйти, код не нужен: изнутри дверь открывается как обычно. Ну, полегчало?
Я киваю.
– Только перед тем, как войти, вдохни поглубже.
– Зачем? Что там?
– Просто сделай глубокий вдох. Пожалуйста.
– Ладно.
Я выполняю требование, глядя ему в глаза; пусть видит, что я слушаюсь.
Он тоже делает глубокий вдох и медленно выдыхает. Затем поворачивает ручку и толкает тяжелую дверь. Я делаю шаг вперед. Вспыхивает свет. Это картинная галерея, и на всех полотнах изображены герои и сцены из моих зарисовок.
Элен
– Ч-что это?
Я поворачиваюсь, переводя взгляд с картины на картину.
Самая ближняя – портрет девочки-подростка в точно таком костюме, как я надевала на роль Джульетты: длинное желтое платье с широкими рукавами, отороченными лентами, капюшон в виде шляпки на голове и шелковые тапочки. Как такое возможно? Костюм шила мама, и, насколько я знаю, она не проводила никаких исторических исследований, просто нашла картинку в Интернете и скопировала.
На другой стене висит портрет загорелой женщины с пронзительными серыми глазами и ястребиным носом, едущей верхом на верблюде по пустыне. В чертах лица, прямой посадке и яркой повязке на голове я узнаю свою героиню Мэри Джо Феникс, бесстрашную исследовательницу, которая вместе с мужем Ноланом пересекла Сахару на спине верблюда в поисках мифической Страны золота. Она была мечтательницей, а практичный предприниматель Нолан сделал ее мечту явью. Бронзовая табличка на раме датирует эту сцену тысяча семьсот одиннадцатым годом, как и в моем рассказе.
На третьей картине изображена ладно скроенная официантка. У нее за спиной – часы с кукушкой, показывающие ровно полдень. На табличке написано: 1561 год.