– Зря мы сюда пришли, Ромео, – говорит Бенволио, когда мы появляемся на маскараде.
Раззолоченный бальный зал полон гостей в карнавальных костюмах: единороги танцуют со львами, рыцари чокаются кубками с драконами, Солнце прогуливается на заднем плане рука об руку с Луной.
– Ты случайно не забыл, что мы – Монтекки и наши семьи вовлечены в кровную месть? Если лорд Капулетти обнаружит нас в своем особняке, он насадит наши головы на пики еще до рассвета.
– Ах, в этом вся прелесть маскарада, дорогой кузен, – указываю я на бронзовую маску у себя на лице, элегантные складки тоги и крылья за спиной. – Под маской римского бога никто не отличит Монтекки от Капулетти. Кроме того, на балу будет Розалина.
– Забудь о Розалине. Она отреклась от любви, решив посвятить себя церкви; у вас с ней нет будущего. Твой отец хочет женить тебя на девушке, которая будет уважать тебя и повиноваться каждому твоему слову.
– Тоже мне, радость – женщина, которая любит тебя по обязанности!
– Ты слишком романтичен, Ромео, – смеется Бенволио. – Кстати, скажи на милость, что на тебе за костюм? Может быть… Купидон?
– Еще один намек, и я проткну тебя стрелой насквозь, – говорю я.
Он покатывается со смеху.
– Ты вспыльчивый дурак, как и все Монтекки. Я схожу за выпивкой. Обещай ни в кого не влюбляться, пока меня не будет.
Я легонько толкаю его в плечо.
– Иди. Хоть минутку отдохну от тебя.
Когда Бенволио уходит, я шарю глазами по бальному залу в поисках Розалины – ее и вправду нигде не видно. Я вздыхаю. Бенволио прав. Розалина, вероятно, дома, целомудренно читает молитвы. Внезапно я понимаю, что мне на этом балу нечего делать.
И вдруг на верхней площадке лестницы появляется Джульетта. В комнате воцаряется тишина. Умолкают скрипки и кларнеты. Замирают в танце единороги и львы. Все взгляды устремляются к Джульетте, как подсолнухи – к солнцу. У меня перехватывает дыхание. Она одета в белую тогу, в каштановых волосах – тиара, а на лице – изящная маска в виде бабочки.
– Психея, – шепчу я.
Смертная принцесса, которая влюбляется в Купидона. Джульетта идет по лестнице, даря улыбки. Она улыбается не только знати, присутствующей на балу, но и лакею, который помогает ей спуститься по последним ступенькам, музыкантам оркестра, слугам, разносящим еду и напитки. Своему высокомерному кузену Тибальту и старой тетушке в углу. Никто не может отвести взгляд от Джульетты, ведь ее улыбка – золотой свет в мире, столь часто омраченном кровопролитием и злобой.
Да, она красива. Но меня притягивает именно ее лучезарная доброта. Раньше я увлекался только внешними признаками красоты, а теперь понимаю, каково это – греться в лучах солнца.
Возвращается Бенволио с бокалами горячего медового вина. Сделав один глоток, я ставлю бокал на стол. Друг следит за моим взглядом, переводит его на Джульетту и вновь на мой бокал, который я вращаю на столе.
– Не-е-ет, – стонет он. – Просил же тебя не влюбляться, пока не вернусь! Меня не было всего несколько минут!
В свою защиту могу сказать, что сегодня вечером все в этом бальном зале влюблены в Джульетту.
Мне бы вспомнить историю Купидона и Психеи, испытания и невзгоды, через которые они прошли ради своей любви. Очарованный Джульеттой, словно меня пронзила собственная стрела, я покидаю возмущенного Бенволио.
Толпа, окружившая Джульетту, восторгается маской-бабочкой и желает девушке счастливого дня рождения, который она будет отмечать через две недели, в канун Праздника урожая. Я пробираюсь сквозь толпу и оказываюсь с ней лицом к лицу. Когда Джульетта узнаёт мой костюм, ее глаза вспыхивают.
– Это ты, – говорит она. – Я тебя знаю.
– Еще нет, – отвечаю я. – Наша история только начинается.
– Верно, Купидон, – смеется она. – Тогда как же нам познакомиться?
– Потанцуй со мной.
– А ты смелый!
– Да.
Знала бы она, что я – Монтекки…
Наши руки соприкасаются, по коже пробегает молния, и я обо всем забываю. Никогда раньше я не чувствовал себя так, будто весь мир – сцена, построенная специально для нас. Музыканты начинают играть баллончио, и, пока мы с Джульеттой танцуем, стук наших сердец так громко отдается в ушах, что мы не слышим барабанного боя. Я еще не видел ее лица под маской, да в этом и нет необходимости: по одному ее костюму я уже чувствую, что нас свела судьба.
Да, мы молоды, однако не настолько, как расскажут впоследствии поэты. Джульетте почти семнадцать, а мне на несколько лет больше. Мы достаточно взрослые, чтобы у нас друг от друга перехватывало дыхание, чтобы знать: в этот вечер мы зажгли искру, с которой начнется необыкновенная жизнь.