– Да, – тихо произношу я. – Ты Джульетта.
– Это невозможно.
– Тем не менее. Я любил тебя каждый раз заново, много жизней. Наша история противоречит здравому смыслу, науке, всему, чему нас учили о мире, и все же она реальна. Думаю, ты знаешь это не хуже меня.
Дыхание Элен учащается, ее смятение нарастает. Она ошеломлена. Мне хочется броситься к ней, заключить в объятия, пообещать, что все будет хорошо.
Вот только не могу я этого обещать. У нас ничего не заканчивалось хорошо. Я и раньше пытался снять проклятие – не получалось. Я беспомощно сижу на скамье, словно корабль, брошенный на произвол судьбы посреди разделяющего нас океана.
Элен внезапно встает.
– Я не могу здесь оставаться. Мне нужно спокойное место, чтобы подумать.
– Конечно, – поднимаюсь я. – Пойдем, провожу тебя в комнату.
– Нет! – Она протестующе вскидывает руку. – Я хочу побыть одна.
Я опускаюсь на скамью. Всякий раз, когда Джульетта входит в мою жизнь, у меня перехватывает дыхание, словно она профессиональный боец, а я – боксерская груша. Какая насмешка судьбы! Я сделал все, чтобы внушить ей отвращение, а теперь глубоко сожалею об этом. Я в силах выдержать упреки целого мира, ведь гибель Джульетты – на моей совести, и я казню себя за каждую ее смерть, но ненависти со стороны самой Джульетты я не вынесу.
Тем не менее я готов дать ей свободу. Я отдам ей все, что она попросит.
– Как скажешь.
Элен кивает, разворачивается на здоровой ноге и поспешно хромает прочь. Я прислушиваюсь к неровным шагам, эхом отдающимся в коридоре и на лестнице, пока они не затихают окончательно.
Затем падаю навзничь на скамейку и крепко зажмуриваюсь, помня, что однажды уже рассказал Джульетте, кто она такая. Надеюсь, Элен отреагирует на мое откровение лучше, чем Изабелла.
Сицилия, 1395
Сбежав из Мантуи, я долгие годы бродяжничаю, нищенствую, живу на улицах. Терзаемый чувством вины за смерть Джульетты, я пытаюсь свести счеты с жизнью, но мои раны всегда оказываются поверхностными. Если я ударю себя ножом, лезвие оставит лишь неглубокую царапину. Если жаркое полуденное солнце будет грозить мне обезвоживанием, обязательно найдется добрая старушка, которая предложит воды и не уйдет, пока я не выпью. Даже утонуть не удается. Я не то чтобы неуязвим, но проклятие не позволяет мне умереть.
Горе не в силах меня убить; из года в год я брожу по городам, питаясь корками хлеба и гнилыми яблочными огрызками, выброшенными на помойку. Бывают дни, когда я вообще не ем. У меня нет личности, нет цели. Я – грязь из сточной канавы.
В конце концов даже горю наскучивает моя невеселая компания, и я медленно собираю себя воедино. Если я не могу умереть, надо как-то устраивать свою жизнь.
Я направляюсь на юг, в королевство Сицилия, меняю имя на Лучиано и поступаю в ученики к сапожнику, который держит небольшой обувной магазинчик в Палермо. Джанни управляется в магазине, а я прячусь в тускло освещенной мастерской. Мне не нужно разговаривать с клиентами. Общение с людьми приносит только душевную боль, легче иметь дело с кожей и гвоздями.
А однажды солнечным июльским утром Джанни получает приглашение на свадьбу своей племянницы в Миланском герцогстве. Я предлагаю ему закрыть магазин на время поездки.
– Чепуха, – говорит Джанни. – Ты справишься. Ты знаешь женскую обувь лучше, чем большинство покупательниц знают свои собственные ноги. Я вернусь через две недели. Надеюсь, ты меня за это время не разоришь.
Десятого июля в лавку входит Изабелла Карузо.
– Доброго утра, – не поднимая взгляда, приветствую я гостью.
Я доделываю пару туфель: пришиваю к красной коже золотые бусины и не хочу останавливаться. Магазин наполняется нежным переливчатым смехом.
– В вашем мире все еще утро, сэр? Насколько мне известно, солнце давно перевалило за полдень.
При звуке ее голоса я роняю туфельку на землю и шепчу:
– Джульетта?
Несмотря на то что прошло два десятилетия, она все та же. Светло-каштановые волосы, зеленые глаза, в которых светится ум, мягкие розовые губы. Возможно ли, что она выжила, как и я, не умерла тогда в склепе?
Воспоминание о медовом вине на балу у Капулетти скользит по моим губам. Сегодня ровно девятнадцать лет с той ночи, когда мы встретились в образах Купидона и Психеи.
– Прошу прощения, кто такая Джульетта?
– Ты, – едва слышно произношу я.
– Я совершенно уверена, что меня всю жизнь звали Изабеллой Карузо, – смеется девушка.
А я не могу оторвать от нее взгляда. В два шага преодолеваю пространство между нами, беру ее за руки и становлюсь на колени.