Я вскакиваю на лошадь, мчусь вниз и бросаюсь к костру, чтобы спасти любимую. Поздно. Космина сгорела, от нее остался лишь пепел. А я, как всегда, продолжаю жить.
Элен
По дороге назад я так счастлива, что подпеваю радио. Себастьен ничего не говорит, лишь когда музыка умолкает и вступает диджей, я вижу, что он улыбается.
– Ты чего? – спрашиваю я.
– Ничего.
– Нет, правда, в чем дело?
– Гм… ты чрезвычайно… э-э, изобретательна в трактовке этой мелодии.
Я хохочу: это еще мягко сказано! Кэти давным-давно запретила мне петь в караоке. Мы всегда удивлялись, как наша музыкальная мама могла родить одну дочь с идеальным слухом и голосом, а другую – с голосом визжащей кошки.
– Ну, у всех свои недостатки, – пожимаю я плечами.
– У тебя нет, – улыбается Себастьен.
Это самое смешное. Он смотрит на меня с такой нежностью, что я таю под его взглядом. Если честно, мне всегда хотелось, чтобы кто-нибудь говорил мне тошнотворно приторные комплименты. Мы притворяемся, что подобные комментарии в фильмах вызывают у нас отвращение, потому что не верим, что их достойны.
А сейчас я говорю себе: я этого достойна.
Он не сводит с меня восхищенного взгляда, и я, улыбнувшись в ответ, тыкаю его пальцем в бок.
– Смотри на дорогу, пожалуйста. Не хочу еще раз протаранить сугроб.
Себастьен будто съеживается, и я жалею, что напомнила ему о неприятном инциденте. Я наклоняюсь и целую его в щеку. Он тяжело вздыхает. Несправедливо, что Себастьену приходится нести все тяготы нашего прошлого. Даже в помятом крыле машины ему мерещится моя смерть.
Я провожу пальцем по циферблату сломанных папиных часов. В свои последние дни он не боялся смерти. Боялись мы: я, мама, Кэти. Нас ужасала пустота жизни. Мы боялись, что нам не хватит сил продолжать без его поддержки. Боялись, что тоска по нему разъест нас изнутри, боялись создавать воспоминания без него, боялись чувства вины за то, что в конце концов пойдем дальше.
Если на Джульетту проклятие навлекает смерть, то Ромео приходится еще хуже.
Ведь мы с мамой и Кэти выжили. И у нас остались прекрасные воспоминания о папе, потому что он старался проводить как можно больше времени с семьей: мои школьные спектакли, соревнования по плаванию Кэти, мамины концерты народной музыки; он брал от жизни все, что она предлагает. Став взрослой, я во многом утратила это умение, а теперь стараюсь его вернуть.
Возможно, я помогу и Себастьену. Он столько всего пережил, что мне хотелось бы облегчить его страдания.
– Все будет хорошо.
– Интересно, каким образом?
– Судьба привела меня сюда, чтобы сделать счастливой, и я счастлива. И сделаю счастливым тебя. Мы будем адски наслаждаться своим счастьем.
Себастьян неохотно усмехается.
– Если уж мне суждено оказаться в ловушке нескончаемого проклятия, то я рад, что застрял в ней именно с тобой.
– Ах, мне еще никто не делал таких романтичных признаний!
Теперь он смеется по-настоящему.
– Я не силен в разговорах, у меня лучше получается действовать.
– Что ты имеешь в виду?
Он понижает голос до рычащего шепота, от которого я чувствую легкое головокружение.
– Когда вернемся домой, покажу.
Себастьен
За первые несколько дней мы ничего не успеваем сделать, и дело не в том, что Элен нужно распаковать вещи – мы просто не в силах противиться обоюдному влечению. Я просыпаюсь по утрам от того, что она целует шрам у меня на подбородке, переходит на шею и грудь, спускается по животу и исчезает под простынями.
Когда она принимает душ, я не могу устоять перед ее обнаженным силуэтом, присоединяюсь к ней, поднимаю на руки, и мы занимаемся любовью, пока ее крики эхом не разносятся по ванной. Желание может настигнуть нас на лестнице; Элен упирается руками в прозрачную стеклянную стену, и я люблю ее прямо там – с одной стороны дикая природа Аляски, с другой – мы, потерявшие голову от страсти.
В конце концов мы вынуждены вернуться к действительности, потому что Меррик выполняет свою угрозу: подает в суд за клевету, утверждая, что Элен распространяет ложь о его супружеской измене. Наша эйфория рассеивается.
– Не волнуйся, – убеждаю я Элен. – У него ничего не выйдет. Юристы из Weiskopf Group – настоящие профессионалы. Раздавят его как букашку, мокрого места не останется.
Элен кивает, и все-таки она встревожена. Я не хочу, чтобы она тратила время на размышления о Меррике. Я чувствую, как проскальзывает в воронку песочных часов каждая секунда ее жизни. Она должна прожить счастливую жизнь, сколько бы времени ей ни осталось. За долгие столетия я научился радоваться моментам, когда мы вместе, даже если их меньше, чем хотелось бы. Так должно быть.