– Тогда осуществим ее мечты! – Мы медленно идем по причалу.
– Нет, у Китри была своя жизнь, – возражает Себастьен. – Теперь ты Элен, и у нас будут новые мечты.
Он целует меня и улыбается чуточку грустно.
Во второй половине дня мы осматриваем окрестности. Невозможно оставаться в мрачном настроении среди утопающих в зелени переулков и тихих каналов, и меланхолия Себастьена рассеивается, точно облака в ясном голубом небе. Узкие улочки украшены яркими навесами и деревянными вывесками, на каждом балконе цветут тюльпаны. Кругом звенят велосипедные колокольчики и щебечут птицы, создавая причудливый европейский саундтрек к нашему приключению.
Мы покупаем с лотка уличного торговца поффертье – маленькие пухлые оладушки, посыпанные сахарной пудрой, – и гуляем вдоль каналов от моста к мосту. В бутике, рекомендованном Ларсом, выбираем оранжевые наряды для Конингсдага, а еще я покупаю красивую корзинку ручной работы, которая пригодится для походов на весенние фермерские рынки.
Мы с Кэти изначально планировали провести в Европе всего две недели, но теперь, с Себастьеном, у меня нет никаких причин спешить домой. Я могу редактировать рукопись, находясь где угодно, а сезон крабов уже закончился. Уже представляю, как брожу по утрам среди киосков со свежесрезанными цветами и прилавков с ярко-красными вишнями и румяными абрикосами, зелеными горами спаржи и артишоков и складываю все, что захочу, в прелестную новую корзинку. Моя нынешняя жизнь выглядит легче и ярче, чем прежняя.
– Как насчет пикника на палубе вечером? – спрашивает Себастьен.
– О, давай! Гауда, хлеб и вино?
Солнце садится, в конце рабочего дня дороги вновь заполоняют велосипеды: люди разъезжаются по домам.
Мы не спешим возвращаться в плавучий дом. Здесь очень много специализированных маленьких магазинчиков, и это очаровательно.
Покупка гауды – целый процесс; не холодная витрина в супермаркете, а задушевная беседа с продавцом сыра. Вино – пространная дискуссия об особенностях терруара разных виноградников. Пока Себастьен общается с продавцами, я делаю фотографии для мамы и Кэти: гигантские круги сыра, полки с домашним хлебом, разложенным в корзинах, стенды с вином, с любовью отобранным сомелье.
Выйдя на улицу, мы проходим мимо кофейни. Внезапно меня захлестывает волна тошноты. О боже, что за запах? Я хватаюсь за живот и пробегаю мимо витрины, не останавливаясь до следующего угла улицы, где сгибаюсь пополам, тяжело дыша.
Себастьен, увешанный сумками с покупками, догоняет меня с трудом.
– Что случилось, Элен?
Я прислоняюсь к кирпичной стене, уверенная, что все велосипедисты на перекрестке пялятся на меня, потому что вдруг стало подозрительно тихо; в отличие от американцев, голландцы слишком вежливы, чтобы сплетничать о женщине, которую стошнило на тротуаре.
До меня доходит наконец, что это за запах.
– Это кафе… – выдыхаю я. – Там пахло травкой.
Несмотря на мое плачевное состояние, Себастьен разражается смехом.
– Это аптека, где продают каннабис!
– На вывеске в окне было написано «Кофешоп».
Я все еще не могу разогнуться, но тошнота отступает.
– Так здесь называют аптеки. Заведение, где можно выпить кофе, называется Koffiehuis.
– Странно.
– Да.
Он гладит меня по спине. Я делаю несколько глубоких вдохов. Тошнота проходит, и я медленно разворачиваюсь, хотя на всякий случай не отхожу от стены.
Придя наконец в себя, я говорю:
– Раньше у меня никогда не было проблем с травкой. В аспирантуре наши соседи снизу постоянно курили.
– Голландский каннабис крепче американского, – предполагает Себастьен.
– Наверное, – соглашаюсь я, но все равно не могу отделаться от мысли, что это странно.
Остаток пути к плавучему дому мы идем еще медленнее.
Свежий воздух творит чудеса, и, когда мы подходим к лодке, я уже как огурчик.
Пока не ступаю на борт. В доме, подпрыгивающем на волнах, меня вновь начинает тошнить. Я подбегаю к перилам, и меня рвет в канал.
Себастьен бросает пакеты и спешит ко мне.
– Поехали к врачу!
– Нет, – отказываюсь я.
– Я волнуюсь.
Серые грозовые тучи возвращаются на его лоб, и я понимаю, что Себастьен обеспокоен не только моими проблемами с желудком. Он боится, что началось действие проклятия и я вот-вот умру.
Я знаю, что это не так. Я никогда не была живее, чем сейчас, с ним, в Европе.
– Не волнуйся, все хорошо. Видимо, это из-за травки.
– Ты вдохнула ее всего на долю секунды.
– Честное слово, скоро пройдет.
Тем не менее я опускаюсь на палубу и плотно прижимаю колени к груди.