Себастьен трет глаза тыльной стороной ладоней, затем начинает расхаживать взад-вперед.
– Это я виноват. Я так долго работал на яхте с экипажами, у которых есть опыт плавания, что подумал…
– Ерунда, – говорю я. – Мне нужно всего несколько минут. Только перестань ходить туда-сюда, потому что от этого лодка раскачивается еще сильнее.
– Элен…
Чтобы успокоить его, я улыбаюсь своей самой ослепительной улыбкой.
– Просто посиди со мной. Клянусь, все будет в порядке.
Себастьен опускается на палубу и обнимает меня так, будто хочет уберечь от всех бед.
Только мы вдвоем, навсегда…
Желудок вновь скручивается.
– Только мы вдвоем, во веки веков, – повторяю я как мантру, чтобы убедить себя, что все будет хорошо.
Поффертье норовят вырваться наружу.
Только мы вдвоем, во веки веков…
Желудок скручивает так сильно, что я морщусь от боли. Неужели я отравилась? Что со мной, черт возьми? Я трогаю руками живот – мягкий, толстый, набитый нутеллой.
О боже! Что, если я толстею не из-за стряпни Себастьена? Что, если нас не двое, а трое?
Тошнота, прибавка в весе… может, я беременна?
Я не сплю всю ночь. Не от волнения, а от восторга. Я всегда хотела ребенка. И еще у меня есть идея: появление ребенка может быть знаком, что проклятие снято. Себастьену я пока ничего не говорю. Даже о своих подозрениях. Не хочу его обнадеживать.
Он спит. Я оставляю записку, что пошла на рынок, выскальзываю из плавучего дома и отправляюсь на поиски аптеки. К счастью, ее легко найти, даже не зная ни слова по-голландски: в витринах обычно красуются ярко-зеленые кресты.
На полке выставлено несколько тестов. Какой взять, самый дорогой? Они более чувствительны. Но если я беременна давно, в моем организме много гормонов, и дешевый тоже сработает.
Для большинства женщин было бы достаточно легко подсчитать время от последних месячных. Но я принимаю противозачаточные таблетки, у которых есть побочный эффект – пропуск менструаций (хотя в суматошные последние месяцы я иногда забывала принимать таблетки). Тем не менее я несколько лет живу без месячных – очень удобно. Мне не приходило в голову, что на самом деле они полезны.
Я выбираю один из самых дорогих тестов. Расплачиваясь, спрашиваю:
– У вас случайно нет туалета?
– Только для сотрудников, – извиняющимся тоном говорит продавец. – Но через дорогу есть кафе. Купите кусочек торта, и вам разрешат воспользоваться туалетом.
Обычно аромат кофе и выпечки меня успокаивает, но сегодня я очень волнуюсь.
Впервые в жизни я не знаю, что выбрать, и, подойдя к стойке, прошу первое попавшееся на глаза печенье, которое поспешно запихиваю в сумочку.
С дрожащими руками запираюсь в туалете. Ватерклозет. Европейцы не называют туалет ванной комнатой, как американцы, и это резонно, поскольку никому не придет в голову принимать ванну в кафе. Сделав дело, я кладу полоску с тестом на бачок, чтобы дождаться результата.
Через три минуты я узна́ю.
Помыв руки, меряю шагами крошечную комнату, пять шагов в одну сторону, пять в другую. Я понимаю, почему Себастьен ходил взад-вперед прошлой ночью, когда мне было плохо. Беспокойство требует движения.
Но сейчас у меня совсем другое волнение. Я всегда хотела иметь детей, а Меррик был против. Наверное, вселенная в очередной раз показывает мне, что все не просто так. Наверное, мне суждено было дождаться своей второй половинки и только потом родить ребенка – с голубыми глазами Себастьена и моими волнистыми каштановыми волосами.
И опять же – проклятие и надежда на то, что беременность может нам помочь. Идея настолько призрачна, что я пока не хочу об этом думать. Сначала узнаю результат.
Я бросаю взгляд на папины часы и вспоминаю, что они не работают. Телефон показывает, что прошло всего две минуты. Нужно три. Пульс стучит в венах как автоматная очередь, быстро и неумолимо. Я больше не могу ждать и открываю дверь кабинки. Тест лежит там, где я его оставила, на бачке. Ярко-синий плюсик, понятный на любом языке.
Да! Вот тебе, проклятие! Я танцую с тестом в руке и издаю победный вопль. Посетители кофейни наверняка задаются вопросом, что, черт возьми, делает сумасшедшая американка в туалете?
Себастьен
Проснувшись, я обнаруживаю, что Элен ушла. Она оставила записку, и все же я в смятении – она не сказала перед уходом, что любит меня. Я стараюсь не требовать от нее слишком многого, но это невероятно важно. Ведь каждый раз, когда кто-то из нас уходит – расчистить подъездную дорожку, забрать почту, выполнить поручение, – не исключено, что мы видим друг друга в последний раз. Вдруг она споткнулась и упала или попала под машину, да мало ли что.