Так, по всей видимости, рассуждал Фаббе, кем бы он ни был, и Алланов отец отчасти проникся его рассуждениями. К тому же Алланов отец чувствовал симпатию к царю с его вечным невезением, угадывая в нем родственную душу. Рано или поздно все наладится и у русских царей, и у простых добрых людей из окрестностей Флена.
Денег из России отец не присылал никогда, но как-то пришла посылка с эмалевым пасхальным яйцом — его отец, по собственным словам, выиграл в джокер у этого своего русского приятеля, который, помимо выпивки, партийных споров и игрой в карты с Аллановым отцом, ничем особенным не занимался, кроме как вот такие яйца выделывал.
Отец подарил пасхальное яйцо работы Фаббе «дорогой супруге», которая здорово осерчала: нет бы чертову обормоту настоящее яйцо прислать, чтоб семья хоть поела досыта. Мать чуть было не выкинула подарок в окно, но вовремя одумалась. Может, оптовик Густавсон за него что и даст, он же всегда был падок на диковинки, а такое яйцо, на взгляд Аллановой матери, уж точно диковина.
Теперь вообразите изумление матери, когда оптовик Густавсон после двух дней раздумий предложил за это яйцо восемнадцать крон. Разумеется, рваными кредитками, но тем не менее!
Теперь мать стала ждать новых яиц, но вместо этого из следующего письма узнала, что царские генералы предали своего самодержца и тому пришлось уйти с должности. Алланов отец костерил в письме своего яйценосного друга, сбежавшего в связи со всеми этими делами в Швейцарию. Сам же Алланов отец намеревался остаться и дать бой этому выскочке и шуту гороховому, который взял теперь власть и которого тут называют Ленин.
Для Алланова отца все это имело глубоко личную составляющую, поскольку Ленин имел неосторожность отменить частную собственность на землю в тот самый день, когда Алланов отец купил двенадцать квадратных метров земли для разведения шведской клубники. «Участок стоил всего четыре рубля, но никому не позволено национализировать мою клубничную грядку безнаказанно», — написал Алланов отец в своем самом последнем письме домой. А завершил его словами: «Итак — война!»
А война теперь шла постоянно. И почти повсеместно, и уже не первый год. Она разразилась как раз после того, как маленький Аллан получил работу рассыльного в акционерном обществе «Нитроглицерин». Нагружая коробки с динамитом, Аллан слушал разговоры рабочих о том, что творится в мире. Он удивлялся, откуда они столько знают, но еще больше поражался, как много зла могут причинить взрослые. Австрия объявила войну Сербии. Германия объявила войну России. Потом Германия за один вечер захватила Люксембург, прежде чем объявить войну Франции. За это Великобритания объявила войну Германии, на что немцы ответили тем, что объявили войну Бельгии. Тогда уже Австрия объявила войну России, а Сербия объявила войну Германии. Так и пошло. Вмешались японцы и американцы. Британцы зачем-то захватили Багдад, а потом Иерусалим. Греки и болгары принялись воевать друг с другом, как раз когда пришло время русскому царю отречься от престола, а тем временем арабы захватили Дамаск…
«Итак — война!» — написал отец. Вскоре после этого кто-то из приспешников Ленина приказал казнить царя Николая и всю его семью. Невезение у царя оказалось стойкое.
Спустя еще несколько недель шведская дипмиссия в Петрограде телеграфировала в Юксхюльт о смерти Алланова отца. Собственно говоря, ответственный чиновник не был обязан вдаваться в подробности, но вероятно, он просто не удержался.
По словам чиновника, Алланов отец сколотил дощатый забор вокруг участка земли в десять-пятнадцать квадратных метров и объявил эту землю независимой республикой. Свое маленькое государство Алланов отец назвал Настоящей Россией и погиб в стычке с двумя бойцами правительственных войск, пришедшими снести его забор. Алланов отец принялся защищать свои рубежи кулаками, так что красноармейцам не было никакой возможности с ним договориться. Под конец они не нашли другого средства, как засадить ему пулю между глаз, чтобы наконец передохнуть.
— Что, нельзя было помереть не такой дурацкой смертью? — обратилась мать к телеграмме из дипмиссии. Прежде она и не рассчитывала, что супруг когда-нибудь вернется домой, но в последнее время все-таки стала на это надеяться, потому что ее беспокоили легкие и уже не позволяли колоть дрова в прежнем темпе. Алланова мать испустила хриплый вздох, и на этом горе было исчерпано. Она сообщила Аллану: все есть как есть, раз и навсегда, а дальше несомненно будет то, что будет.