— Проклятие! — воскликнул Хосе Аркадио Буэндиа. — Макондо со всех сторон окружено водой.
Идея о полуостровном расположении Макондо господствовала в течение длительного времени благодаря весьма сомнительной карте, которую составил Хосе Аркадио Буэндиа, вернувшись из похода. Он вычерчивал ее с яростью, намеренно преувеличивая трудности сообщения с внешним миром, как будто желая наказать себя за то, что так безрассудно выбрал место для селения. «Мы никуда отсюда не доберемся, — горько жаловался он Урсуле. — Сгнием тут заживо, так и не изведав благ науки». Эта мысль, которую он несколько месяцев пережевывал как жвачку в своей комнатушке-лаборатории, привела его к решению перенести Макондо в более подходящие края. Но тут жена предупредила его и сорвала бредовый план. Действуя незаметно и упорно, подобно муравью, она настроила женщин деревни против легкомыслия мужчин, уже начавших было готовиться к переезду. Хосе Аркадио Буэндиа не мог бы сказать, когда и благодаря каким враждебным силам его планы запутались в непроходимой чаще предлогов, помех, отговорок и в конце концов превратились в бесплодную мечту. Урсула с простодушным видом наблюдала за мужем и даже немножко пожалела его, обнаружив однажды утром, что он укладывает в ящики свою лабораторию, бормоча себе под нос бредни о переезде. Она дала ему кончить эту работу. Пока он заколачивал ящики и, макая кисточку в чернила, писал на них свои инициалы, она не сделала ему ни одного упрека, хотя поняла уже (из его невнятного бормотания), что он знает: мужчины селения не поддержат его затеи. Только когда Хосе Аркадио Буэндиа начал снимать с петель дверь комнаты, Урсула отважилась спросить, зачем он это делает, и он ответил ей с некоторой горечью: «Раз никто не хочет уходить, мы уйдем одни». Урсула сохранила полное спокойствие.
— Нет, мы не уйдем, — сказала она. — Мы останемся здесь, потому что здесь родился наш сын.
— Но у нас тут пока еще никто не умер, — возразил Хосе Аркадио Буэндиа. — Человек не связан с землей, если в ней не лежит его покойник.
Урсула заявила мягко, но решительно:
— Если мне надо будет умереть, чтобы мы остались здесь, я умру.
Хосе Аркадио Буэндиа не поверил, что его жена может быть такой непреклонной. Он пытался околдовать ее чарами своей фантазии, обещанием чудесного мира, где стоит только обрызгать землю волшебными составами, и деревья начинают плодоносить по воле человека, где за бесценок можно купить самые разнообразные лекарства для лечения болезней. Но Урсулу не трогали его прорицания.
— Вместо того чтобы думать целыми днями о своих сумасбродных затеях, лучше занялся бы детьми, — отвечала она. — Ты только погляди на них, ведь они брошены на произвол судьбы, словно щенята какие.
Хосе Аркадио Буэндиа воспринял слова жены буквально. Он посмотрел в окно и увидел в залитом солнцем поле двух босых ребятишек, ему показалось, что они возникли из небытия в эту самую минуту, вызванные заклятием Урсулы. Тогда что-то важное и таинственное произошло внутри его, вырвало его с корнем из того времени, в котором он жил, и увлекло в плавание по неисследованными водам воспоминаний.
Пока Урсула подметала пол в доме, который — она знала это — не покинет теперь до конца дней своих, Хосе Аркадио Буэндиа продолжал удивленно разглядывать сыновей, наконец глаза его увлажнились, он провел по ним тыльной стороной руки и издал глубокий вздох отречения.
— Ладно. Скажи им, пусть помогут мне вытащить вещи из ящиков.
Старшему, Хосе Аркадио, минуло четырнадцать лет. У него была квадратная голова, лохматая шевелюра и своевольный характер отца. Но хотя он отличался такой же физической силой и обещал вырасти таким же великаном, как его родитель, было уже очевидно, что он лишен отцовского воображения. Он был зачат и появился на свет во время трудного похода через горы, перед основанием Макондо, и родители вознесли хвалу Господу, убедившись, что у ребенка нет никаких признаков животного. Аурелиано, первому человеческому существу, родившемуся в Макондо, должно было в марте исполниться шесть лет. Мальчик был молчалив и замкнут. В животе у матери он плакал и родился с открытыми глазами. Пока перерезали пуповину, он вертел головой из стороны в сторону, как бы изучая предметы в комнате, и разглядывал лица окружающих с любопытством и безо всякого страха. Потом, уже не проявляя интереса к тем, кто подходил посмотреть на него, он сосредоточил свое внимание на крыше из пальмовых листьев, которая каждую минуту грозила обрушиться под потоками низвергавшегося на нее ливня. Урсула вспомнила этот напряженный взгляд в тот день, когда трехлетний малыш Аурелиано вошел в кухню и она при нем перенесла с плиты на стол горшок с кипящим супом.